Тени «желтого доминиона»

— Согласен, — примирительно улыбнулся Таганов. — Но я не утверждаю категорически, что мои суждения идеальны… Феодалы, родовые вожди, страшившиеся единения народов, всегда пренебрежительно отзывались о других народах. Ненависть, неприязнь они прививали и к персам, давая им презрительные клички. Это подогревали и духовники. Так из века в век, из поколения в поколение… При формировании отряда с этим не считаться нельзя. Придется учесть и другое… Племенные и родовые отношения. У туркмен, как вы знаете, еще существуют племена, роды, даже колена. Так вот, если в отряде будет много иомудов, то придется во главе ставить представителя из племени иомудов. Над текинцами должен стоять «главарь» из племени теке. И здесь есть одна тонкость: текинцы бывают марыйские, ахальские, тедженские. Для нас, большевиков, это не имеет ровно никакого значения. А у басмачей родовые отношения на первом плане. Мы знаем — Джунаид-хан рубил головы людям только потому, что они родились текинцами, а не иомудами, как он. У него было в привычке оскорблять текинцев… Правда, в презрительных кличках текинцы тоже не оставались в долгу. Да и между самими текинцами тоже свара… Стоит послушать иного марыйского феодала, так он и ахальского текинца не считает за туркмена, дескать, истинные туркмены — это марыйские, ибо они «белая кость», «голубых кровей», и так далее, и тому подобное. Конечно, такая рознь была на руку феодалам, родовым вождям, которые страшились объединения туркменских племен, простых людей.

Таганов глянул на Стерлигова — тот слушал его с натянутой улыбкой.

— Вы мне, батенька, — глухо вставил Стерлигов, — только из Корана не прочли…

— Нам и Коран знать не грешно. — На высоком гладком лбу Ашира собрались морщинки. — Мы должны знать и оружие врага. В моем родном Конгуре каждый малыш был напичкан изречениями из так называемой священной книги мусульман… Коран что-то подзабыл, а вот кое-что из Библии помню… В Новом Завете есть слова Иоанна Крестителя: «И не войдет в него ничто нечистое, и никто преданный мерзости и лжи…»

— Браво, браво, батенька, — Стерлигова шокировали познания Ашира, во всяком случае, он не ожидал такого ответа. — Может, вы и катехизис так проштудировали? — Но тут же осекся и, заложив руки за спину, резко спросил: — Что вы хотите этим сказать? Кто это — «И не войдет»?

— Я имею в виду «вашего» перса, — спокойно ответил Таганов. — Правда, у нас нет ничего общего с Иоанном Крестителем, но в наше святое дело должны входить люди с чистыми помыслами, а не всякая там мерзость… Не думаю, чтобы этот контрабандист и шпион, который думает лишь как бы поскорее смыться, будет печься о судьбе заблудших дайхан. Не верю!

— Мне говорили, что вы дипломат, — Стерлигов решительно направился к двери, — но вы еще и большой демагог. Да, демагог! Вы оскорбили меня, а теперь пытаетесь извернуться. Как это называется? Восточные штучки? Я это так не оставлю! — И Стерлигов, в сердцах хлопнув дверью, выскочил в коридор.

Вскоре Таганова вызвал к себе Касьянов. В его кабинете, нахохлившись, сидел Стерлигов. Касьянов глазами указал на свободный стул, стоявший рядом с большим рабочим столом, напротив Стерлигова.

— Тут мне Василий Родионович рассказал про отряд, — ровным голосом начал Касьянов. — Блестяще разработана операция. Ни к чему не придерешься. Спасибо вам за умные мысли…

— Это заслуга Василия Родионовича, — вставил Таганов.

— Разработка, конечно, дело серьезное, творческое, — нетерпеливо повел плечами Касьянов, недовольный тем, что его перебивают, — но пока это полдела. Гвоздь — как осуществить операцию… Без сучка и задоринки. — Поморгав глазами, будто в них попали соринки, неожиданно спросил Ашира: — Так кого ты прочишь в командиры?

— По-моему, есть две кандидатуры. Первая — Мурад Дурдыев, сын Дурды-бая, убитого Эшши. Тогда Джунаид-хан распустил слух, будто Дурды-бая убили мы, но сын знает всю правду. Дед у него был крупным ахуном… Тоже в пользу нашей легенды. Убедительно: дескать, Мурад воспылал ненавистью к большевикам, мстит за своего отца. Хырслан, бывший сотник Джунаид-хана, что Джемал похитил, был его родным дядей…

— Вторая кандидатура?

— Атали Довранов. Хотя предпочитаю первого… Второй — бывший басмач, но бедняк, сын батрака. У Хырслана ходил в вожаках десятки, пользовался благосклонностью Джунаид-хана. — Ашир чуть помялся, словно раздумывая, стоит ли продолжать: — Он зятем мне доводится, женат на Бостан.

— А, этот самый… — протянул Касьянов, но его перебил ядовитый голос Стерлигова:

— Вот так-то оно… Зятечку своему протекцию в ГПУ составляем…

— Я не рекомендую своего зятя на пост председателя Совнаркома. Мое дело предложить, и криминала в том не вижу!

Стерлигов вскочил с места, но, заметив укоризненный взгляд Касьянова, опустился на стул.

— Вы свободны, товарищ Таганов, — сказал Касьянов. — Подумаем.

Едва за Аширом закрылась дверь, Стерлигов нарушил молчание:

— Да-а-а… Не такой уж он простачок…

— Мы его простачком не считаем, — возразил Касьянов. — Это думающий работник. Честный, стойкий партиец, за дело болеет…