Тени «Желтого доминиона»

– Все равно что русские, – ответила Марина. – Например, как туркмены с узбеками, казахами, – братья. Язык, обычаи, история и даже страдания общие… Так и русские с украинцами… Я вот считаю себя русской, а мой младший брат Степан – украинцем…

Акчу поразил отрешенный вид учительницы – в ее глазах стояли слезы.

– Ты плачешь? – Девушка погладила Марину по плечу.

– Да… Должно быть, он погиб. Говорят, брат попал в руки Эшши-хана… А тот, ты знаешь, никого не щадит…

Впечатлительная Акча как-то рассказала отцу о горе своей учительницы. Мерген-ага будто пропустил мимо ушей этот разговор дочери; с появлением в урочище кизыл аскеров Акча вся преобразилась: стала надевать в будничный день свои лучшие наряды, праздничные украшения, а вопросы, которые она задавала, порою ставили его, умудренного жизнью, в тупик. Круг интересов дочери, мир ее увлечений так расширился, что старый кочевник, от природы молчаливый и замкнутый, временами настороженно приглядывался к ней – в себе ли? Но злосчастье учительницы, к которой Мерген-ага тоже успел привязаться, тронуло его сердце, и одна мысль не давала ему покоя: «Где я мог раньше видеть эту русскую учительницу?» Это настолько взбудоражило его, что поделился с Акчой, – та только плечами пожала, но когда Мерген-ага пришел к Марине, повел он себя очень странно.

– Ты, дочка, встань лицом ко мне… Теперь посмотри вправо… – Мерген-ага, будто скульптор, готовившийся лепить бюст Марины, внимательно разглядывал ее со всех сторон. – Скажи, дочка, твой братишка был такой же, русоволосый? Совсем мальчишка?

– Да, Мерген-ага… Ему было только семнадцать, – Марину душили слезы.

– Он был похож на тебя… Да? Как девушка… Ростом повыше тебя, так?.. Вот почему мне казалось, что я тебя где-то уже видел… Я поил твоего брата водой, – Мерген-ага прокашлялся от волнения, видно, вновь переживая все виденное. – Но я не мог ему помочь…

На другой день Мерген-ага повез Марину вместе с частью отряда в урочище Святого Абдурахмана, показал место, где похоронены красноармейцы, расстрелянные басмачами Эшши-хана. Девушки собрали букеты полевых цветов, положили их на братскую могилу, отделение кавалеристов отсалютовало троекратным залпом.

Вечером Акча спросила отца:

– Почему русских гибнет больше, отец?

– Кого больше на поле брани, тех больше и гибнет.

– Аул басмачей боится, а красноармейцев – нет, почему?

– Красноармейцы, будь они русские или туркмены, – дети советской власти, бедняцкие сыны. С чeгo ж нам, беднякам, своих бояться?

И Мерген-ага удивился своей разговорчивости. Раньше – это было давно, когда в этих местах властвовали нукеры Джунаид-хана, – старый кочевник восхищался мужеством и дерзостью басмаческого предводителя. Но разве есть доблесть в том, когда сильный угнетает слабого, а вооруженный расстреливает безоружного…

И перед глазами старого кочевника встали кизыл аскеры, которых на такыре истязал садист с шутовскими кошачьими усами… Ни стона, ни мольбы, только наполненные гневом глаза… Ради чего эти люди принимали мученическую смерть? Ради богатства? Ради славы?.. Видно, слишком глубока у них вера в свою правоту, в свое дело, что могли, не раздумывая, пожертвовать самым дорогим – своими жизнями. А ведь им жить и жить…

Вскоре Мерген-ага сам пришел в школу, подсел к дочери. Взяв в руки карандаш, послюнявил его, и, глядя на черную доску, стал выводить негнущимися пальцами: «Мы не рабы. Рабы не мы». То ли ему хотелось делать все наперекор всадникам Эшши-хана, то ли захватывали рассказы учительницы, кизыл аскеров об Украине, Москве, о далеких заснеженных краях, откуда был родом самый главный большевик – Ленин. Владимир Ильич, то есть Илья оглы – сын Ильи. А может, потому, что Мавыгозель, так похожая на своего погибшего брата, очень тяжело переживала и ему, старому Мергену, своим появлением в школе хотелось по-отечески успокоить учительницу.

Люди кочевья последовали примеру Мерген-аги, потянулись в школу, чтобы учиться, – старики, дети, женщины. Все с нетерпением ожидали также, когда же по селу пройдет студийный джарчи-глашатай, чтобы поскорее собраться на просторном майдане, где артисты уже расставили бесхитростные декорации, и увидеть на сцене и себя, свою нелегкую жизнь, и алчных жестоких скаредных баев.

Уже почти месяц находился на Ярмамеде чекистский отряд с «красной арбой». За это время кочевника узнали то, о чем не ведали всю свою жизнь: одолели азбуку, научились читать по слогам, даже расписываться. Они избрали аулсовет – его председательство доверили старому Мергену, организовали кооператив, построили новую школу. Двое студийцев пожелали насовсем остаться здесь, чтобы учить грамоте детей.

А жизнь шла своим чередом… Сводный чекистский отряд совершал ближние и дальние рейды по пустыне – то неожиданно нападал на банды, навязывая им быстротечный бой, то выполнял роль заслона, сковывая закордонные бандитские группы, не давая им возможности прорваться в глубь Каракумов, в оазисы Ташаузского округа.