Тени «Желтого доминиона»

Всадники спешились. Среди убитых больше красноармейцев в вылинявших гимнастерках, в старых шинелях, дайхан в драных халатах, рядом валялись старые русские трехлинейки, допотопные берданки, бутылки, обшитые кошмой. Поодаль – в гордом одиночестве – тела нескольких сипаев и богато одетого английского офицера, который будто собрался не на бой, а на званый обед. Сипаи тоже выглядели красочно – в новеньких френчах цвета хаки, в коричневых пробковых шлемах, в желтых кожаных крагах. Тут же винчестеры, маузер, легкий пулемет, не расстрелявший всей ленты… Ветер пустыни завывал в горлышке пустой фляги.

Кто-то позарился на флягу, поднял ее и торопливо сунул в хорджун.

– Что, Курре, фляжка понравилась? – спросил всадник в рыжей лисьей шапке. – Англичане, брат, народ культурный… Поди, здорово их потрепали, что и трупы своих не предали земле. Перенги есть перенги – это европеец! Англичане тоже умирают в новых нарядах. Как наши джигиты – в добрых кумачовых халатах.

– Да, хан-ага… – ответил Курре, но, увидев в глазах хозяина лисьей шапки тень недовольства, осекся.

– Сколько можно говорить тебе, Курре?! Не величай меня так, пока не доберемся до своих… Там можешь так называть, а сейчас забудь мое звание, имя… Не ровен час, рыщут вокруг красные. Труса праздновать не пристало, но поберечься не грех…

Курре молча склонил голову.

– Эшши, Эймир, Непес! – Джунаид-хан повел вокруг камчой. – Подберите-ка оружие, английское только, а к хламу кизыл аскеров не прикасайтесь… Свои нам поверят, а если на большевиков нарвемся, скажем, что англичан обезоружили.

Каахка встретила всадников рядами окопов, ощетинившихся колючей проволокой, пулеметами, пушками. На железнодорожных путях, сверкая свежей краской, стояли под парами два бронепоезда – «Три мушкетера» и «Стерегущий». По маленькому станционному поселку прогуливались солдаты в нарукавных повязках, выкрашенных в три цвета – белый, синий и красный. Сипаи, сопровождаемые важными английскими сержантами, в отличие от своих союзников-белогвардейцев шествовали четким строем, явно бравируя безукоризненной выправкой и шагом.

Джунаид-хан торжествующе поглядывал на своих спутников – дескать, знай наших – будто сам устраивал им смотр. Спокойствие, царившее в Каахка, грозный вид боевых орудий, парных английских патрулей тешили сердце Джунаид-хана, укрепляли его уверенность в предпринятой им опасной акции – встретиться с генерал-майором Маллесоном, заверить его в своей преданности британской короне. Сейчас у англичан – сила! Недаром хан проделал такой далекий путь, недаром привез Маллесону в своем хорджуне награду самого эмира – орден «Бухарская Звезда I степени». И еще эмир передал ему под строгим секретом письмо, о котором Джунаид-хан боялся признаться даже самому себе. Послание эмира предназначалось только ротмистру Сеитмураду Овезбаеву и считаным офицерам из «туркменского командования», числившимся в штабе полковника Ораз Сердара, командующего белогвардейскими войсками в Закаспии.

Остерегался хан и англичан и большевиков – сколько страха от них натерпелся! Да разве только от них? Белые его тоже не жалели, требовали непосильное. Выше себя не прыгнешь…

В том памятном восемнадцатом году ханские нукеры схватили на базаре в Хиве бродягу, оборванного и замызганного, показавшегося больно подозрительным, – голубоглазый, под мохнатой шапкой чуть отросшие светлые волосы, похож на русского и по-русски бойко разговаривал. Никак красный шпион! Но при людях не пожелал он говорить с Джунаид-ханом, хотя и шел на встречу с ним. Когда их оставили вдвоем – за ширмой, правда, стояли настороже Эшши и Непес Джелат, – бродяга огляделся по сторонам и откуда-то из-под лохмотьев достал бумажку, подал ее хану. Тот, повертев ее в руках, кликнул Эшши и, не обращая внимания на протестующие знаки бродяги, приказал сыну прочесть, что там написано.

Письмо было очень коротким. Ханский сын прочел дважды, но ничего не понял, зато Джунаид-хан тут же уразумел, что человек, сидевший перед ним в обличье бродяги, – англичанин. Бумажка заговорила языком Маллесона, который приказывал поднять в тылу красных мятеж, захватить город Петро-Александровск, чтобы после навалиться на Чарджуй: его рабочие и дайхане, удерживая Закаспийский фронт, мешали наступлению английских войск на восток, на Ташкент. Приказ определял и дату выступления ханских отрядов.

В один из погожих дней ноября Джунаид-хан осадил город, но взять его не сумел: на помощь осажденным из Чарджуя по Амударье подоспел на пароходе красный отряд. Большевики свалились как снег на голову, разбили в бою ханских всадников, рассеяли их по пустыне.