Теннисные мячи для профессионалов

Денисов покачал головой.

— Такой щебет! Вы послушайте!

— Нет, нет! У меня заботы чисто… прозаические… — Он чуть не споткнулся на этом слове — известном, но никогда не употреблявшимся им раньше — совсем не из языка оперативных уполномоченных. — Скажите, вам приходилось когда-нибудь отправлять ребенка самолетом? Сложная это вещь?

— Приходилось. — Мацей, уступая дорогу, посторонился, коснулся Денисова животом — жестким, как каучук. — У меня так было с сыном от первого брака. В этом году. Я брал его с собой — немного погреть на солнышке…

— Отправляли со знакомыми?

— Как сказать… Я искал попутчика, потом случайно разговорились с одним у кассы. Он согласился.

— И до этого не знали?

— Вообще-то видел. Он сидел в столовой за моей спиной.

— И послали с совершенно чужим человеком!…

— Детей, по-моему, у нас еще не воруют, — со знанием дела отверг Мацей. — Кроме того, я знал фамилию. Он наш, харьковчанин. Геолог или археолог.

— Не Ланцберг случайно?! — подкинул Денисов. — Ему всегда везет на такого рода поручения…

Мацей взглянул удивленно:

— Волынцев…

«Ну, конечно! — Денисов не почувствовал радости открытия, лишь досаду. — «Л», «н» и «ц» — формирующие буквы псевдонима и имени! Надо было лишь внимательно вчитаться в список отдыхающих». Недогадливость стоила ему лишних сорока восьми часов!

— Волынцев Александр Андреевич. Знакомы?

— Он отдыхал у нас… — Лицо молодой женщины-регистратора снова не выражало ничего, кроме вежливого внимания и долготерпения. — Путевка была на другое имя. На месте переоформили. Он подал заявление.

— Первоначально путевка выдана члену Литфонда?

— Нет. В обкоме союза. Здесь все есть.

Денисов достал блокнот, аккуратно перенес:

«Волынцев Александр Андреевич. Город Харьков… улица… дом…»

— Теперь, пожалуйста, посмотрите, кто был его соседом. — Денисов усвоил, что по одному в Коктебеле жили только писатели. — Дайте мне его адрес.

— Сутыгин Арсений Иванович… — Несмотря на неоднократные встречи, регистратор так и не изменила вежливому, почти безразличному тону. — Не первый раз в Коктебеле… Москвич. Вот адрес. Телефон записывать будете?

«Человек, о котором ничего не могу предположить, — Денисов вдруг подумал о ней. — Замужем? Удачлива? Есть ли дети?» Он на секунду отвлекся.

— Телефон тоже, пожалуйста…

Он попросил еще установочные данные на всех пятерых соседей Ланца по столовой — все это было тут же безропотно ему предоставлено.

— Строева Маргарита Алексеевна… Успеваете? Зарипов Шукурбек…

Он поинтересовался горничной, убиравшей номер Волынцева, хотел было переписать и других соседей по корпусу, но в последнюю минуту передумал, воспользовался телефоном регистратуры, сообщил дежурному по милиции адреса установленных им свидетелей и текст телеграфных запросов, которые следовало срочно отправить.

— Больше не смогу ничем вам помочь? — кротко осведомилась регистратор, — долгое общение с творческими работниками выработало в ней почти ангельское терпение.

— Все. Извините за беспокойство. Спасибо. — Он поднялся, посмотрел на часы. Пора было идти с участковым к даче Роша.

Встреча назначена была у ворот Дома творчества, рядом с мастерской по огранке камней.

Но участкового Денисов так и не дождался, вместо него Лымарь прислал все того же старшего опера.

Пашенин приехал на ярко-желтом милицейском «газике», привлекшем к себе общее внимание. Выйдя из него, он тут же смешался с отдыхающими и только потом — за что Денисов был ему благодарен — направился к Дому творчества.

Была самая жара. Пашенин появился в джинсовом костюме, в кроссовках, в белых носках, входивших в моду.

— Мои запросы ушли? — осведомился Денисов.

— Да. Дежурный передал в Судак, оттуда телетайпом по назначению… Сегодня будут на месте. — Пашенин поздоровался со сторожихой у входа, спросил Денисова: — Я надолго нужен?

— Нет, тут рядом.

Аллеями Дома творчества они вышли на набережную. Старшего опера здесь знали. Шумные компании местных парней — босых, загорелых, с клешнями крабов на шеях -расступались, давая дорогу.

Из-за невысокого решетчатого забора Дома творчества пахло сеном, в дальнем, не засаженном деревьями углу косили траву.

— Итак, дело сделано? — спросил Пашенин.

— Это по поводу Ланца?

— Да. Ланц, Волынцев… Опорные буквы в обеих фамилиях одни и те же.

Денисов обернулся. Он шел немного сбоку и впереди:

— Заметил?

— Да.

— Молодец.

— Еще далеко?

— Да нет. Рядом.

На солнцепеке, впереди, показалась уже знакомая, выкрашенная белым спасательная станция. Она походила на жарко натопленную русскую печь. С агитрисунка смотрели сумасшедшие, навыкате, глаза плывущего спасателя. В последнюю минуту он словно мучительно вспоминал перечисленные тут же, на стене, «приемы освобождения от захвата тонущего».

— Дальше музей планеризма. — Пашенин заскучал. По-видимому, времени у него действительно было не так много. -Аварийный пляж. Карадаг, запретная зона.

Среди деревьев, на горе, мелькнула помидорного цвета выгоревшая черепица, черный, в форме пиратского брига, флюгер.

— Вот этот дом. — Денисов замедлил шаг.