Тентаклеведение. Девять ударов

 —Пойду поищу…

Скоро её густо обмазали Johnson’s-Baby-Oil’ом и столь же чрезмерно залили маслом упрямый член. И вот она, как и раньше, понемножку приседала, но на сей раз блестящий влажный конус медленно, но верно, всё глубже протискивался внутрь. Алиса замечала, как расширяются стенки входа, когда она налегала чуть больше, как мучительно приятно тянется её похотник при каждом движении. Она застонала, так как Миша сам надавил посильнее ей навстречу. Наконец, она громко вскрикнула, когда исполинская головка всё-таки ворвалась вглубь, и вход сомкнулся за ней, как резиновый. Мысли тут же покинули её голову. Её точно поймали на крючок, сняться с которого самостоятельно ей не удавалось. Дальше черенок был гораздо уже и понемногу расширялся к середине, где достигал настолько нереальной толщины, что она никак не могла протиснуться глубже. Она, содрогаясь, опускалась по стволу и поднималась обратно, с придыханием твердя:

 —О, Боже, мамочки, как это… – осязая, как здоровенная туша туго идёт в глубине, мощно распирая стенки.

 —О, Господи, какой… Ох!… – каждое движение отдавалось во всём теле, она почувствовала, что силы покидают её, и опёрлась на руки. Миша обнял её и, положив на себя, сам стал плавно пропихивать свой могучий поршень. В ответ раздались протяжные стоны и бессвязный лепет:

 —Ох, как сильно, не надо, я боюсь, ох, господи, что это, ох, остановись, лучше я сама, мамочки, о боже!

Самое толстое место на Мишином стволе при каждом проникновении всё ближе подходило ко входу в её киску так туго, что каждый раз запиралось дыхание и казалось, что её в прямом смысле слова насаживают на кол. И в то же время хотелось быть растянутой и нанизанной на этот сладкий кол до самого корня. Продолжая неспешные фрикции, Миша сосал её соски. Петя сзади с силой лапал ягодицы и талию; внезапно, облив маслом, он  мягко, но быстро, полностью ввёл палец ей в задний проход.

Она ощутила горячее присутствие, и от похабных мыслей едва не кончила вторично. Массивный ствол медленно словно клином распирал её изнутри, а горячий прут неподвижно обжигал прямую кишку.

 —Мишань, раздвинь её…

Тяжёлые лапы потянули в стороны половинки, и её охватила боль, потому что к первому присоединился второй палец. Однако, как только движение прекратилось, боль мало-помалу стихла; и кроме того, ощущения в киске были до того хороши, что затмевали всё. Ещё через минуту она выдохнула: её попочку вдруг оставили в покое. Но почти тут же Пётр снова взял флакон с маслом и пристроился сзади. Догадавшись, что это случится прямо сейчас, Алиса так испугалась, что даже попыталась сопротивляться и запротестовала:

 —Не надо, я боюсь, – и немедленно задохнулась, когда вместо ответа остриё воткнулось в растянутый сфинктер и, не встретив сопротивления, проскользнуло в попку, сразу после чего оба лингама на минуту замерли. Она обернулась и широко раскрытыми глазами умоляюще глядела на Петра, с гримасой страдания опуская взгляд на свои ягодицы, туда, откуда торчал его хуй. Миша гладил её и любовно покачивал, а Пётр, надавив ладонью на лопатки и уложив грудью вперёд, по-своему ласково успокоил:

 —Лежи, детка, не двигайся. Пусть жопа привыкнет и будет в кайф.

 —Мальчики, может не надо, ай, я боюсь…

 —Успокойся, знаем, что делаем. Мы тебя круто выебем, надолго запомнишь! – обнадёжил Пётр.

 —Мне страшно, Мишенька, любимый! – Алису вовсю раздирал самый настоящий стокгольмский синдром! Где-то на краю затуманенного сознания раздался звонок.

 —Так, не бояться, я говорю! Миша, отпусти. Короче, взяла сама себя руками за жопу и раздвинула пошире! Ага, молодец! Будешь слушаться – обкончаешься как сучка!

Её передёрнуло от стыда и возмущения, но тут оба стержня вновь взялись сокрушительно раздирать её нутро, и она заскрежетала зубами и взвыла от боли.

 —Расслабься, блядь, я сказал! – крикнул Пётр и звонко ладонью шлёпнул по сжавшейся от испуга попке. Он сделал это хлёстко, вполсилы, но её как будто обожгло кипятком, и на нежной коже проступил красноватый отпечаток пятерни, который впоследствии постепенно исчезал целую неделю. Однако после удара боль в анусе почему-то стремительно исчезла и уступила место застилающей глаза жаркой пелене. Два ствола гладко, как по нотам, буравили её внутри, анус, похоже, совсем адаптировался к пихающему его члену, боль окончательно исчезла. И она, наконец, изведала, как это, когда два самца ебут её в обе дырочки. Грязные мысли потекли в голове: «О, Господи, меня трахают двое… Как шлюху, в жопу! – возбуждение кружило голову, – Если бы пришёл Сашенька и дал бы мне свой членик в ротик… Я бы так сосала… Я бы проглотила его… Пусть бы кончил мне прямо в горлышко… И он бы тогда простил меня…». Дрожь прокатывалась по телу, она плыла в томном трепещущем оцепенении и плохо осознавала происходящее вокруг: не услышала, как открылась входная дверь, не заметила, как смотрели на неё две пары знакомых с детства глаз, не видела своего Сашу, который, как по волшебству, появился здесь, покорный её невысказанной молитве, и остолбенело вглядывался в свою настоящую Лисичку.