Теодосия и изумрудная скрижаль

– История вышла довольно скандальная, – сухим, как песок пустыни Сахара, тоном ответила мама. – Это был первый в истории случай, когда у археолога прямо во время раскопок родился ребенок. Твоя бабушка до сих пор считает мой поступок непристойным и не может простить его. С той поры я стала для нее вульгарной женщиной – еще бы, родила дочь на чужбине, среди каких-то камней.

– Поэтому она и меня так не любит?

– О, Тео, дорогая. Я не думаю, что она тебя так уж сильно не любит, скорее, заботится о тебе – по-своему, конечно. Мне кажется, она вбила себе в голову, что, родившись и проведя первые несколько месяцев жизни в чужой странной стране, ты лишилась каких-то качеств, необходимых, чтобы стать настоящей британской леди. Чушь, конечно, но твою бабушку не переубедишь. А вот твой папа очень спокойно ко всему этому отнесся. Знаешь, как он тебя называл тогда? Своим самым драгоценным артефактом.

– Правда? – мамины слова потрясли меня. Папа считал меня своим самым драгоценным артефактом? Папа? Может ли такое быть? Мои глаза защипало от подступивших к ним слез, но прежде, чем я успела разреветься, снизу донесся тревожный крик:

– Пожар!

Глава двадцать шестая. Короткое перемирие

Мы с мамой бросились на крик, а прибежав в холл, увидели, как папа сбивает своим сюртуком пламя с загоревшейся статуи. Сквозь вонь гари, дыма и Фагенбушева навоза я четко уловила напоминающий тухлые яйца запашок серы, и это мне очень не понравилось.

– Что случилось? – спросила мама, спеша навстречу папе.

Закончив сбивать пламя, папа набросил свой обгоревший сюртук на одно плечо и провел рукой по волосам.

– Не совсем понимаю. Эта проклятая штуковина вдруг взяла и загорелась. Сама. Вимс! – повернулся он к своему первому помощнику. – Вы с ней что-нибудь делали?

– Ничего, сэр, – неловко поежился Вимс.

– Вы хотите сказать, что это было самовозгорание? Что-то не верится, – сказал папа.

– Боюсь, другого объяснения просто нет, – с несчастным видом заметил Вимс.

– Вспомните как можно точнее, что вы делали перед тем, как она загорелась, – потребовала мама.

Вимс потер руками лицо, словно умываясь.

– Значит, так. Я снял со статуи ткань, в которой ее доставили сверху…

– Где эта ткань? – перебил его папа.

Вимс указал на валявшуюся на полу темно-зеленую тряпку. Папа наклонился, поднял тряпку, потер между пальцами, понюхал и сказал:

– Продолжайте.

– …и установил на подставку.

– Как именно? – спросил папа.

– Вот так, примерно, – Вимс взял статую из папиных рук и осторожно постановил на подставку. В пронизанный утренними лучами солнца воздух взвились клубы пыли, а на черном блестящем боку статуи отразились яркие солнечные зайчики. Раздался негромкий треск, и базальтовая статуя снова вспыхнула.

Папа удивленно вскрикнул, скинул с плеча сюртук и снова принялся сбивать им пламя.

– Прекратите это! – кричал папа, а бедный Вимс только хлопал глазами, не понимая, что именно он должен прекратить. И явно не мог взять в толк, почему статуя вновь вспыхнула.

Зато мне все стало понятно. Что скрывать, я очень недолюбливала Вимса, но в данном случае он ни в чем не был виноват. Просто эта статуя Сехмет была проклята.

И наложенное на нее проклятье было очень коварным и редким. Такие проклятья я встречала всего лишь пару-тройку раз за всю жизнь. Итак, какой-то древний маг заколдовал статую богини Сехмет так, чтобы она загорелась, как только ее вынесут из усыпальницы на солнце. Ясное дело, что это проклятие было направлено против воров, нещадно грабивших с незапамятных времен гробницы фараонов.

Папа закончил гасить статую и устало вздохнул.

– Может, вся загвоздка в цоколе, – сказал он, наклоняясь к подставке статуи. Но я-то знала, что дело вовсе не в цоколе – и, как оказалось, не я одна. Я заметила, каким понимающим взглядом окинул Вимса Фагенбуш, потом наши с ним взгляды встретились, и мы все поняли друг о друге. Итак, Клайв Фагенбуш тоже знал, что статуя загорается не из-за плинтуса, а от наложенного на нее проклятия.

– Давай, папа, – сказала я, делая шаг вперед, опередив на какое-то мгновение тоже шагнувшего вперед Фагенбуша. – Я отнесу эту статую к тебе в мастерскую.

Фагенбуш испепелил меня взглядом – я снова обошла его на полном скаку.

– Спасибо, Теодосия. Думаю, что так будет правильнее всего, – сказал папа и продолжил, обращаясь к Вимсу: – А вас я попрошу пойти и еще раз проверить список приглашенных на пятницу гостей.

– Хорошо, сэр, – ответил Вимс, стараясь сделать вид, что загоревшаяся статуя нисколько не выбила его из колеи.

Я же осторожно взяла из рук папы статую, стараясь держать ее только за две точки – макушку головы и подставку под ногами.