Теодосия и последний фараон

– Ну конечно! – спохватилась я. Как же это мне сразу не пришло в голову? – Понимаю, понимаю, как тебе не терпится.

Я поспешила открыть окно, с удовольствием отметив, что оно выходило в какое-то жалкое подобие сада, и сказала Исиде:

– Только не задерживайся. Мне нужно будет уйти с мамой, а ты останешься здесь на страже.

Исида согласно мяукнула, выпрыгнула в окно и исчезла среди пыльных кустов.

Я вылезла из своего пропылившегося дорожного платья и пошла умываться. Вытираясь, я внимательно рассматривала в зеркале свои глаза – не становятся ли они такими же карими, как у мамы. Нет, не становятся. И синими, как у папы, тоже не становятся. Как были цвета болотной грязи, такими и остались. Таких странных глаз, как у меня, нет ни у кого в нашей семье.

«За время этой поездки я должна выяснить, почему у меня такие глаза, – подумала я. – И найти ответ еще на целую кучу вопросов». Собственно говоря, возможность разобраться с тайной своего появления на свет была самой веской из причин, по которым я согласилась выполнить просьбу Ови Бубу.

Я вернулась из ванной в комнату и принялась надевать чистое «ирисочное» платье, размышляя о том, куда мне спрятать Изумрудную табличку. Лучше всего было бы взять табличку с собой, но куда я ее дену? Это невозможно. Значит, придется оставить табличку здесь, в номере, и ни в коем случае не вспоминать и не думать о ней, чтобы никто не выкрал эту информацию прямо из моей памяти. Вы смеетесь? Напрасно. Для знакомого с египетской магией человека это не составит большого труда.

Я как раз заканчивала причесываться, когда на подоконник вспрыгнула вернувшаяся Исида.

– Умница, вовремя вернулась. А это что у тебя? – спросила я, заметив в пасти Исиды что-то маленькое и извивающееся.

– Тео, ты готова? – послышался мамин голос.

– Иду! – Я поспешно заперла окно и сказала, обращаясь к Исиде: – Никого не подпускай к нашему сокровищу, хорошо? Я очень на тебя рассчитываю.

Исида негромко заурчала, забралась в свою корзинку и принялась хрустеть своей добычей.

– Приятного аппетита, – сказала я, задумчиво глядя на лежащий на кровати ридикюль. Оставить его в ящике комода? Нет, именно туда первым делом и сунется любой вор, хоть обычный, хоть слуга Хаоса. Придется таскать ридикюль с собой. Я со вздохом взяла про́клятую штуковину, повесила себе на запястье и отправилась искать маму и мистера Бинга.

Глава вторая. Мать всех музеев

Вам доводилось когда-нибудь выбрать из вазы самое красивое, сочное яблоко, впиться в него зубами, предвкушая райское наслаждение, и обнаружить, что оно насквозь прогнило и кишит червями? Если да, то вы поймете, что я почувствовала, впервые войдя под своды Египетского музея.

Это было огромное величественное здание, в котором хранились сотни, даже тысячи редчайших древних артефактов, которых вы не встретите больше ни в одном музее мира. Однако как только я вошла внутрь, меня окатило волнами черной магии, древних проклятий, неприкаянных духов хека и мут, окатило с такой силой, что у меня подогнулись колени. Казалось, магическую энергию излучают буквально все музейные артефакты, начиная с тех, что выставлены еще при входе, в фойе.

Магическая энергия ощущается в воздухе примерно так же, как запах духов, оставшийся в комнате после вышедшей из нее женщины. Но если мамины духи, например, оставляют нежный шлейф сирени или ландыша, то запах черной магии или проклятий воспринимается как густая тухлая вонь. Оторвавшись от своего носителя, частицы дурной магической энергии начинают дрейфовать по воздуху, и если это происходит в закрытом, плохо проветриваемом помещении, атмосфера в нем становится давящей, как перед грозой.

– Тео, с тобой все в порядке? – спросила мама. Тревога в ее голосе была смешана с капелькой раздражения, в мамином тоне явно прозвучало, хотя и осталось не сказанным вслух, слово «необычное».

– Да, мама. Просто я оступилась на лестнице, – ответила я, лихорадочно приспосабливаясь к жизни в отравленной музейной атмосфере.

– Действительно все в порядке? – переспросил мистер Бинг, покосившись на меня с высоты своего роста. – Мне кажется, вы побледнели…

– Перепад температур, – решительно оборвала я его, махнув рукой. – Перегрелась на солнце, затем вошла в музей, а здесь очень прохладно. Ничего, сейчас привыкну.

– Ну, если вы уверены в этом…. Прошу вас, кабинет мсье Масперо там. – И Бинг повел нас по коридорам, мимо открытой двери зала, за которой я увидела казавшиеся бесконечными ряды саркофагов. В глубине зала виднелись две большие статуи, осуждающе смотревшие сверху вниз на посетителей, посмевших потревожить вечный сон фараонов. Мои ноги сами собой притормозили возле этой двери и стали заворачивать внутрь зала, но мистер Бинг, не задерживаясь, прошагал мимо, и мне пришлось сделать то же самое.

Мы вошли в коридор, вдоль которого тянулись двери кабинетов, остановились возле одной из них, и здесь мистер Бинг сказал маме: