Проход был тесный и очень, очень крутой. Был момент, когда мне захотелось просто сесть и съехать по нему вниз, как по перилам, но это было бы слишком уж неуважительно по отношению к Хеопсу, хотя я знала, что фараона похоронили не внизу, а в верхней погребальной камере. (Вообще-то этот непостоянный фараон за время постройки пирамиды три раза менял свое решение насчет своей погребальной камеры. Три раза! Можете себе представить, как радовались этому рабочие, которые строили пирамиду? С таким фараоном можно было запросто с ума сойти.)
Наконец проход открылся в просторную, вырубленную в красном песчанике, но незаконченную камеру. Здесь трудно было не думать постоянно о тоннах и тоннах нависших над твоей головой камней – это ощущение буквально придавливало к полу. И дышать здесь было тяжело, словно в камере не хватало воздуха.
Я нашла в каменной стене симпатичную расщелину и втиснулась в нее. Стоило прикрыть глаза, и легко можно было представить себе рабочих, вырубавших в пирамиде эту камеру четыре тысячи лет назад с помощью своих примитивных инструментов. Если очень постараться, можно даже расслышать удары этих инструментов по камню.
Минутку, минутку! Я открыла глаза. Царапающие звуки не исчезли. Они доносились из прохода. Но кому еще, кроме меня, пришло в голову завернуть в отгороженный веревкой проход? Какому-нибудь слишком любопытному туристу? Хорошо бы, если так.
Шаги приближались к камере. А затем кто-то произнес шепотом фразу.
По-немецки.
Я быстро стрельнула глазами по сторонам, ища варианты.
Вариантов не имелось.
Камера была тупиком, и в ней совершенно некуда было спрятаться.
В проходе первому голосу ответил второй, и он показался мне очень знакомым. Я совершенно точно уже слышала этот голос, только где, где?
Я чувствовала приближение людей, и как можно глубже втиснулась в расщелину и присела, полагая, что так меня труднее будет заметить.
Появились и прошли мимо меня три размытые в полумраке фигуры. Впереди был человек с базара, он протиснулся внутрь и сразу направился к похожему на маленькую пещерку углублению в задней стене камеры.
Я приготовилась. Как только они все трое как можно глубже пролезут внутрь камеры, я начну свое движение. Ах, как мне не хватало сейчас Генри с его отвлекающими штучками!
Медленно, стараясь не издавать ни малейшего шума, я поднялась на ноги. Моя юбка все же слегка зашелестела. Я замерла.
– Что это было? – спросил по-немецки чей-то голос.
Не услышав больше никакого шума, они продолжили обшаривать камеру. Добравшись до пещерки, один из них опустился перед ней на колени, двое других принялись заглядывать ему через плечо.
Пора.
Стараясь ступать как можно тише, я двинулась к проходу.
– Вот она! Здесь!
(Сказано было по-немецки, но я все поняла.)
Мое сердце сжалось от страха, и я побежала, низко пригнув голову, по круто уходящему вверх проходу. Моим преследователям в проходе приходилось сгибаться почти пополам, поэтому я опережала их. У меня появился шанс оторваться от погони.
Вскоре мои ноги заболели от быстрого карабканья по крутому склону, икры горели, шея затекла оттого, что мне все время приходилось прижимать голову к груди.
Я слышала позади себя своих преследователей – они шумно ступали, громко переговаривались между собой, тяжело дышали. Мне казалось, что их горячее дыхание обдает мне шею.
Наконец-то впереди появился свет. Уже близко. Я рискнула оглянуться назад и с радостью увидела, что от преследователей меня отделяет достаточно большое расстояние.
Затем я вылетела из прохода, удивив своим появлением полдюжины туристов, толкавшихся возле нижней галереи. Придерживая руками поля шляпки, я ринулась по ступеням и скатилась вниз, испугав Набира.
– Быстрее, – крикнула я. – Они нашли нас.
К счастью, Набир был человеком, которому ничего не нужно повторять дважды. Мы с ним галопом поскакали к трамвайной остановке.
Сзади я услышала крики – это мои преследователи выбрались наружу и заметили нас.
Мы уже почти добежали до остановки, когда от нее начал отходить трамвай, идущий в Каир. Следующего придется ждать целую вечность, а это значит, что мы превращались в легкую добычу для немцев.
– Мы должны попасть на этот трамвай, – крикнула я Набиру.
Он кивнул и наподдал ходу, опередив меня. Хорошо, что эти электрические трамваи довольно медленно набирают скорость. Набир вспрыгнул на подножку, растолкав при этом нескольких пассажиров, обернулся назад и протянул мне руку. Я схватила ее и тоже взобралась на подножку, горячо извиняясь перед всеми, кто стоял рядом.
Отъезжая, я получила возможность взглянуть на своих преследователей. Фон Браггеншнотта я узнала сразу. Даже если бы я не видела его портрет в газете, я сразу узнала бы эти холодные беспощадные глаза убийцы с площади перед собором Святого Павла. Лицо второго мужчины по-прежнему скрывал шарф, его я не узнала, а третий мне был знаком. Высокие бледные скулы, тонкий длинный нос с крючковатым кончиком, маленький безвольный подбородок. Это был Тетли из Британского музея – собственной персоной!
Поездка в Фивы