Я шла вслед за Набиром по лабиринту узких улочек. Вдоль них стояли высокие, огороженные стенами дома, окна в них, как правило, были оплетены вьющимися растениями. Над городом высоко поднимались многочисленные минареты мечетей. Я то и дело вздыхала от радости и изумления. Все вокруг выглядело таким иностранным и захватывающим. По улицам шли женщины с прикрытыми черной вуалью лицами, неся на головах большие кувшины, у открытых дверей лавок зазывали покупателей продавцы. Я старалась не смотреть на нищих, бегущих за проезжающими экипажами, прося свой бакшиш, или спящих прямо на каменных ступенях.
Я думала, что на этих узких улочках очень пыльно, но ошиблась. Они были не пыльными, а грязными. Набир объяснил, что улицы поливают водой, чтобы прибить пыль. Честно говоря, не понимаю, чем пыль хуже грязи. Пожалуй, лично я предпочла бы все-таки пыль.
Когда мы, наконец, пришли в торговый район, где были базары, я ахнула от удивления. Магазинчики здесь были крохотными, не больше чулана или даже шкафа, и тесно лепились друг к другу. В них продавали кальяны, медные чайники, седла, с шестов гроздьями свисали пестрые марокканские туфли. Меня очаровала одна пара туфель – они были красные, расшитые, с забавно загнутыми вверх носками. Ах, если бы мне не пришлось отдать все свои деньги за проезд на «Розетта Мару»! Старый лавочник заметил, как я разглядываю эти туфли, и улыбнулся мне своим щербатым ртом. Затем снял одну туфлю с шеста и протянул ее мне. Он что-то при этом сказал, но я его, конечно, не поняла.
– Он говорит, что юная мисс может померить ее, – перевел Набир. – Эти туфли очень подойдут вам, яркой, как само солнце.
Я улыбнулась лавочнику. В своих мечтах я часто представляю себя именно такой – яркой и даже возвышенной, поэтому мне понравилось, что он это заметил. Но я отрицательно покачала головой.
– У меня нет денег, Набир, – объяснила я. – Но скажите ему, что эти туфли прекрасны, как… – Я замялась, подбирая достойный комплимент. – Как тысяча бутонов лотоса.
Вместо того, чтобы нахмуриться или прогнать меня прочь, как поступил бы в такой ситуации любой лондонский торговец, лавочник снова улыбнулся мне, вернул туфлю на шест и сложил руки внутри безразмерных черных рукавов своей одежды.
Дальше мы прошли вдоль лавок со сладостями, табаком, золотыми и серебряными безделушками, шелковой тканью всех возможных и даже невозможных цветов – она лежала свернутой в сверкающие рулоны или свисала яркими гирляндами.
Завернув за следующий угол, нам пришлось посторониться, чтобы не столкнуться с крупной женщиной в фиолетовом шелковом платье, которая вела на цепочке маленькую обезьянку. Она взглянула на меня поверх вуали своими темными глазами, а я приветственно кивнула ей.
Когда женщина в фиолетовом пронеслась мимо нас, звеня своими золотыми браслетами и серебряными колокольчиками, мы продолжили путь. Казалось, что куда ни кинь взгляд, уткнешься им в ковер. Ковры были повсюду – они лежали кипами, высотой выше моего плеча, они свисали со стен наподобие занавесок, они были раскинуты на прилавках. А краски, что за краски были на них! Любой цвет и любой оттенок цвета можно было найти на этих коврах. Продавцы сидели, скрестив ноги, рядом со своими товарами, переговаривались друг с другом, косили глазом, высматривая возможных покупателей.
Мы повернули на следующую улочку, и здесь Набир потащил меня за локоть, чтобы я не задерживалась. Я, конечно, остановилась, посмотрела вдоль улицы с прилавками и спросила:
– А что здесь, Набир?
– Нехорошее место. Мисс не следует сюда ходить, – твердо ответил он.
– Но почему? – сказала я, упрямо задирая подбородок. Если здесь есть что-то интересное, я хочу это видеть.
Набир наклонился и пояснил, понизив голос:
– Здесь торгуют древностями. Черный рынок. Вашей маме не стоит здесь появляться. И вам тоже.
Настоящий черный рынок – конечно же, я должна исследовать его!
Я успокаивающе похлопала Набира по руке и произнесла:
– Все будет в порядке, Набир. Вот увидите.
Я отправилась вдоль по улице, зная, что мамин драгоман волей-неволей будет следовать за мной. Он и пошел, все время шепча арабские проклятия.
Улица была оживленной, как и все остальные, но здесь было намного больше европейцев. Скорее всего, туристы, желающие привезти домой на память о Египте в качестве сувенира какой-нибудь старинный артефакт.
По этой улице я двинулась медленно, пытаясь высмотреть в европейской толпе немцев. Если вам кажется, что немцы внешне ничем не отличаются от британцев, вы сильно ошибаетесь. Они отличаются, и впервые я поняла это на Семерке, когда увидела немцев, которые преследовали Стоукса. У немцев более жесткая, чем у британцев, осанка, и двигаются они по-особому, словно маршируя на военном параде.