Теофизика... и Бог-внук

Если по уму, обстоятельно, в самых лучших традициях русской изящной словесности, то, наверное, с родителей. От отца я получил темперамент и разносторонние способности, от матери — толику здравого смысла и несколько старомодное понятие долга. Вот, собственно и всё. Как говорится: «Зовите меня Измаил». Google в помощь, если он ещё жив. Всё, что вам действительно необходимо знать обо мне, так это то, что на самом деле меня зовут прозаически — Сергей, и что мне уже семьдесят с лишним лет.

Я действительно унаследовал от отца много талантов. В юности я успевал играть в футбол, баловаться стихами для своих многочисленных объектов влюблённости, неплохо учиться в толковом институте и глотать любую мало-мальски интересную литературу, какая только подворачивалась под руку.

Сейчас уже трудно представить, что почти полвека назад два студента-приятеля могли однажды после тренировки усвистать не куда-нибудь на вечеринку, а прямиком в городскую библиотеку, где дерзко потребовали выдать им в читальный зал Библию, «Мастера и Маргариту» и книгу «Жизнь Иисуса» старого доброго Ренана. Кажется, был какой-то спор… ну, а Булгакова-то прочитать хотелось уже давно.

Полная и добродушная тётка-библиотекарша окаменела. Холодные стекла очков стрельнули в нас алмазными лучиками.

— Зачем вам эти книги, мальчики? Вы откуда? Где вы учитесь? Или вы работаете?

— Учимся! — гордо ответили мы. — Второй курс МФТИ. Краснознамённого института, ордена Трудового и Красного… и ордена Ленина, — солидно, но путано добавил мой приятель Жорка, вытаскивая из нагрудного карманчика тенниски (рубашка такая была в моде) пропотевший студенческий билет.

— И зачем вам в техническом вузе Библия? И Булгаков зачем?

— Для самообразования, — сказал Жорка.

— Делаем доклад. Для семинара по марксистско-ленинской философии, — сказал я, с ужасом вспомнив, что на втором курсе проходят уже политэкономию. И торопливо добавил: — Для первокурсников.

— Значит так, — отчеканила ледяная глыба. — Принесите мне с кафедры общественных наук справку о литературе, вам необходимой. С подписью декана. Тогда и выдам. Есть у вас такая справка?

— На рояле дома оставил, — мгновенно надувшись, буркнул Жорка.

— Поймите, — предпринял я попытку обаять эту каменную бабу с ледяного кургана. — Советские учёные и инженеры должны быть разносторонне развитыми личностями. Как говорилось на последнем Пленуме ЦК КПСС…

— Что-то другое будете брать, учёные? — спросила тётка. — И не шумите тут, а то я ваши читательские билеты аннулирую.

— «Незнайку на Луне», — просипел свирепый Жорка, тряхнув белобрысыми лохмами «под Джона Леннона» и сверкнув круглыми очками под него же.

— Извините его, милая женщина, — сказал я. — Нам бы «Критику чистого разума» Эммануила Канта. Очень вас просим.

Мы сидели за длинным столом в благословенной тишине читального зала и из принципа давились Кантом. Сидевшие рядом кудрявые девицы непрестанно охорашивались и преувеличено внимательно разглядывали картинки в медицинском атласе. На душе у нас было скверно. «Нет, ну понятно, конечно… „опиум для народа“, религиозный дурман… но нам-то? Нам! Спортсменам и комсомольцам! Годам к двадцати пяти всё равно в партию вступать придётся, а то так и застрянешь где-нибудь в заводском цехе инженером… но Библия, видите ли, нас испортит! — шептал уязвлённый Жорка, злобно грызя спичку. — Вот прочитаем и прямо сразу пойдём в семинарию и станем на попов учиться!»

— Кстати, а интересно, наверное, священником быть! — говорил он в туалете-курилке библиотеки. — Я сколько их видел — все прилично выглядят. И на «Волгах» катаются. И «Кагор» пьют. У меня дальний родственник в Ярославле есть. Так папаня его тестя — священник.

М-да… вспомнилось. Да так ярко, что просто почувствовал спиной прохладную поверхность кафеля, ощутил во рту вкус сигареты «Ту-154»… и лица девчонок вспомнил. Одну, кажется, звали Валентина. Мы проводили их до общежития, поразив юное воображение крамольными суждениями о В.И.Ленине, — здесь удачно подвернулась только что прочитанная и запомненная тяжеловесная цитата из диссидентского Канта:

«Между тем всякий знает, что когда ему кого-нибудь представляют, как образец добродетели, с которым он сравнивает мнимый образец и единственно по которому он его оценивает, — подлинник он всегда находит только в своей собственной голове». Девушки хихикали и смотрели на нас влюблёнными глазами. Парни рабочего вида, ошивавшиеся у дверей женской общаги, прожигали нас бычьими взглядами, гневно пыхая перегаром.