Теофизика... и Бог-внук

Вы спросите, зачем я это рассказываю? Невнятное брюзжание себе в бороду нашкодившего в своей молодости старца? Может быть, может быть… но мне кажется, что именно тогда и началась вся та история, исповедоваться о которой я желаю. Помните, не так давно было модно ностальгировать по СССР? Так вот, не пугайтесь. Я не собираюсь долго и нудно расписывать вам «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», напирая на то, какими мы были суперзамечательными и сверхъестественно умными. «Будь проще и люди потянутся к тебе!» — позже говорила мой научный руководитель Елена Шенбергер… будучи довольно нетерпимой к небрежностям в работе и при этом немножечко мизантропом. Впрочем, физики-теоретики все чуточку мизантропы, особенно если им навязать парочку молодых аспирантов, от щенячьего нетерпения роющих копытами гранит науки. Во всяком случае, нам (аспирантам) казалось, что роем. Усердно и самозабвенно.

Так что я постараюсь быть проще.

Параллельно, как ни странно, я раздобыл-таки Библию, — уж и не упомню, где. Кажется, это была Библия чудесной и безумно симпатичной «соломенной вдовушки», которая любила коньяк и служила заведующей литературной частью одного из театров. Я мечтал написать пьесу (!) и она поддерживала меня в этом юношеском дерзании. К счастью, времени на это у меня так и не нашлось. Зато, чёрт возьми, у меня хватало времени бегать в этот театр в дискуссионный клуб, где два десятка человек во главе с режиссёром Владиславом Шульманом, самым раскрепощенным образом занимались тем, что позже, в 80-е, поющие супруги Никитины метко назвали«…и чушь прекрасную несли». Там и познакомились… со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это, кстати, повергло в уныние мою мать, не представляющей себе невестку, которая старше сына лет на двенадцать. Впрочем, это уже, действительно, ненужная информация. Главное, что в её насквозь прокуренной однокомнатной квартирке в углу до самого потолка возвышался курган книг. Иногда он обваливался, — однажды чуть не похоронив нас под своей лавиной. Дело в том, что кровати у хозяйки не было, и мы занимались любовью на большом матрасе, лежащем на деревянном, вечно продуваемом сквозняками, скрипучем полу.

Итак, у меня появилась Библия, цитатами из которой я щеголял направо и налево, повергая друзей в бесноватый восторг своей небывалой оригинальностью, а главное — поражая девиц прямо в сердце тем же самым. Приблизительно в то же время нападающий полулюбительской футбольной команды МИФИ под лихим названием «Мезон» сломал мне левую голень, попутно раздробив правую коленную чашечку. Как уж это он умудрился, одному ему ведомо, — в подробности он не вдавался, а только ныл и каялся, глядя на меня по-собачьи виноватыми глазами.

Итак, спорт отошёл на второй план, а красавица театральный завлит увлеклась преподавателем физкультуры нашего вуза, что просто не укладывалось в голове. Сухощавый и чуточку нервный, с вечным свистком на шее, физрук был, наверное, симпатичен женщинам, но довольно глуп. Впрочем, это маскировалось его молчаливостью и гордой осанкой. Женщины любят молчаливых мужчин, с удовольствием воображая себе их возвышенные чувства и мысли… и почти всегда ошибаются. Эта пара смогла добраться до законного брака, — для этого физрук развёлся с молодой женой, — но ровно через год они разбежались в разные стороны, причём физрук умудрился выклянчить у бывшей жены прощение… и вновь женился на ней. Это было ему на руку — избежал выплаты алиментов на маленького сына. Вот вам и «возвышенные мысли». Но это всё было после… и не имеет к нашей истории никакого отношения. Кстати, у меня же в больничной палате эти будущие влюблённые и познакомились… и пошли рука об руку по залитой солнцем дороге, оставив страдальца одного.

В четырёхместной больничной палате, где лежало восемь человек травмированных, особенно ценились мрачные цитаты из бессмертного набора откровений библейских пророков. Почему? Знаете, когда тянется бездушная ночь, всякие оптимистические мысли удивительным образом испаряются… а днём друзья и родственники только и могут, что утешить тебя сакраментальным: «Держись, парень! Ты же мужчина! Вспомни Маресьева и Брумеля!». Лежал я, между прочим, в госпитале на улице имени Гамалеи, где главной достопримечательностью была бывшая клиника космонавта Егорова, а ныне — морг. Об этом с гордостью упоминали в разговорах все тамошние медики. Впрочем, больным ни гордости, ни бодрости это не прибавляло. «А ныне — морг!» — звучит весомо, но очень уж двусмысленно для больницы.