Теорема Столыпина

Напротив, Россия «хранит у себя признанную ею самою власть, хранит ее добровольно, свободно, и поэтому в бунтовщике видит только раба с другой стороны, который так же унижается перед новым идолом бунта, как перед старым идолом власти; ибо бунтовать может только раб, а свободный человек не бунтует»²³⁶.

Эти мысли очень важны. В рамках этой логики вечное российское рабство, о котором так много писали европейцы, начиная с Герберштейна, оказывается истинной свободой. Ими же определяется и правовая концепция славянофилов, с которой мы в общих чертах уже знакомы.

Как правило, в историографии более или менее подробным изложением взглядов славянофилов на отличия между Россией и Западом все и заканчивается.

Однако не говорится главного: славянофильство было формой «национального русского христианского утопического социализма», по определению историка С. С. Дмитриева²³⁷, впервые заявившего об этом еще в 1940 г.

Между тем только в этом контексте все подчеркиваемые ими различия между Россией и Европой обретают, на мой взгляд, настоящий смысл. Что, кстати, радикально меняет привычную родословную социализма в России.

Однако прежде, чем коснуться этой темы, попытаемся рассмотреть противопоставление России и Запада, исходя из оппозиции системоцентризм — персоноцентризм.

По мнению поставившего данную проблему А. В. Оболонского²³⁸, к этим двум «противоположным традициям, двум взаимоисключающим взглядам на мир» сводятся — на уровне идеальных типов — все известные нам человеческие цивилизации, невзирая на их громадное многообразие. Ведь две указанные «традиции» («антропологии», «этики») имеют огромное влияние практически на все области жизни того или иного общества.

Глобально эти взгляды разделяет диаметрально противоположный подход к окружающему миру: в первом случае высшая ценность — Система, какой бы она ни была, во втором — Человек.

В персоноцентристской шкале «индивидуум является высшей точкой», или по Протагору, «мерой всех вещей». Все явления окружающей действительности трактуются с точки зрения человеческой личности.

Соответственно здесь доминирует тип мышления, ориентированный на эту личность, признающий и даже исходящий из идеи «неповторимости духовной сущности, автономности и самоценности каждого человека», причем важность отдельного индивида отнюдь не определяется мерой его значимости в политической, социальной, культурной и прочих сферах.

Он важен самим фактом своего существования.

Напротив, в системоцентричной шкале человека как бы нет или он выступает как нечто второстепенное, подсобное, которое может сыграть большую или меньшую роль в «достижения неких надличностных целей», необходимых для системы.

Большей частью речь идет о «растворении человеческого „Я“ в интересах Империи, Царственной Особы, Культа, Обычая, Идеологии или просто Государства».

Общим знаменателем здесь выступает «отсутствие представления о самоценности человеческой индивидуальности», о том, что человек рождается не для того, чтобы стать винтиком или гайкой в механизме какой-либо системы. Индивид при таком подходе всегда средство и никогда не цель.

Это и понятно, поскольку в данной традиции безусловным приоритетом являются интересы Целого, как бы оно не именовалось, и в первую очередь его стабильность. Естественно, что «ориентация на воспроизводство одних и тех же условий определяет неразвитость и неприятие индивидуалистского сознания, тенденцию к доходящему до полного самоотречения отождествлению своих интересов с интересами социального целого — рода, племени, общины или более широких образований.

Внутреннее жизненное равновесие для члена такого коллектива достижимо лишь через полную гармонию с Системой, которая, в свою очередь, сохраняет устойчивость лишь благодаря соответствующему поведению своих членов».

Понятно, что исторически первым был системоцентризм, а в ходе буржуазных революций XVI–XIX вв. в ряде стран Европы и Северной Америки о себе все громче стал заявлять и со временем утвердился персоноцентризм[63].

Однако процесс перехода от системо- к персоноцентризму, к торжеству либерализма, к правам человека протекал очень сложно и противоречиво.

Думаю, не требует специального обоснования тезис о том, что Россия со времен Ивана III была, безусловно, системоцентричной страной. Достаточно вспомнить приводившуюся выше мысль К. П. Победоносцева о том, что хотя в русской истории развитие самостоятельной личности «остановилось и замедлилось», однако население в своей массе имеет прочный прожиточный минимум в виде земельного надела, а также «в постоянной обязательной связи своей с государством». Понятно, что с известной поправкой это относится и к дворянству до его раскрепощения.

Нетрудно видеть, что построения славянофилов и их единомышленников системоцентричны, что вполне естественно.

Приключения социализма в стране крепостной общины