Теорема Столыпина

Христианство, по мнению славянофилов, далеко не исчерпало своих возможностей и прежде всего в сфере социальной. Современность требует создания общества, основанного на действительно христианских, евангельских началах. Тогда нравственные обязанности индивида, устанавливаемые христианством, будут переведены в юридические нормы.

В частности, Ю. Ф. Самарин отмечал: «Христианская религия проповедует богатому уделять от своего имущества бедному. Новое общество поймет, что так и должно быть… То, что составляет обязанность богатого, есть право бедного. Всякий человек должен иметь собственность: это его право. Следовательно, собственность должна быть общею. И много других вопросов социальных разрешится тем же образом»²⁴⁷.

Здесь нужно вспомнить, какое огромное значение придавали социалисты коллективизму, созданию объединений людей в борьбе с миром капитала.

H. X. Бунге писал, что из самого термина «социализм» следует, что он — в противоположность индивидуализму — ставит своей задачей создание сообществ, союзов, ассоциаций людей, разобщенных в борьбе за существование.

Основа современного общества, по социалистам, заключается в положении «chacun pour soi et Dieu pour personne» (каждый за себя и Бог за всех), которое провозглашает беззащитность слабого и отсутствие всякого содействия и помощи со стороны других лиц, вследствие индивидуалистического строя общества.

Для того, чтобы вывести человека из состояния беспомощности, нужна ассоциация — общение людей в производстве, во владении и пользовании имуществом, а также и в потреблении²⁴⁸.

Община и была идеальной ассоциацией такого рода, одухотворенной при этом православием. Будучи «основой, грунтом всей русской истории» (Ю. Ф. Самарин), она была создана естественно, а не искусственно, и изначально строилась на примирении интересов, а не на борьбе. И Россия должна воспользоваться этим проявлением «народного духа», пронесенным через века, для дальнейшего развития страны.

Переделами земли община предупреждает пролетаризацию, обезземеливание крестьянства, а значит, и антагонизм между собственниками земли и теми, кто ее лишился. Поскольку крестьянин-общинник одновременно и производитель, и «предприниматель», т. е. владелец того, что он произвел, то в общине производитель не становится жертвой интересов производства, как это ежедневно происходит при капитализме.

Поэтому славянофилы надеялись, что сохранение и развитие общинного устройства позволит России избежать революции.

По мнению Хомякова, община препятствует, с одной стороны, возникновению противоречия между трудом и капиталом и пауперизацию населения, которую можно наблюдать в пока преуспевающей Англии («В ней страшные страдания и революция впереди»).

А с другой, она тормозит дробление земельной собственности и «разъединенность» социума, которые существуют во Франции («Разъединенность же есть полное оскудение нравственных начал; а… оскудение нравственных начал есть в то же время и оскудение сил умственных»).

Отсюда вывод: «Итак, община столько же выше английской фермы, которой бедствия она устраняет, сколько и французской, которая, избегая бобыльства физического, вводит бобыльство духовное и дает городам такой огромный и гибельный перевес над селом».

От крестьянской, земледельческой общины возможен прямой переход к общине промышленной. Артель — осуществление общинного принципа, перенесенного из земледелия в промышленность, где она имеет аналогичное значение — осуществление народного духа, нравственного закона справедливости, стремление к равенству.

Община для славянофилов в конечном счете превращалась в «нравственный союз людей», «братство», «торжество духа человеческого». Отсюда вытекало отождествление понятий «община и земля», — вся русская земля есть большая община²⁴⁹. Идея оказалась живучей — о том же полвека спустя с пафосом будут заявлять эсеры во главе с Виктором Черновым.

Учение об общине — апофеоз системоцентричности.

Удивляться будем?

Полагаю, не только у меня приведенная выше критика Запада порой вызывала удивление.

Почему Россия, какой она была во 2-й четверти XIX в., в лице своих интеллектуалов предъявляла к Европе претензии нравственного свойства и поучала ее?

Как могло случиться, что умнейшие русские люди, живя в отсталой культурно и экономически стране с крепостным правом и неграмотным на 90 % населения и т. д., видели себя спасителями цивилизованного мира от неминуемой гибели?

Неужели они думали это всерьез?

Чем они собирались его спасать? Какими снадобьями?

Что такого они могли предложить, чего не знал Запад?

Другой тип взаимоотношений между людьми? Как между крестьянами и помещиками? Или как между Николаем I и дворянством?

Православную веру?

Между тем наше недоумение объясняется просто — тогда и Запад, и Россия оценивались с другой точки зрения, исходя из других критериев.

Но каких?