Теории современного искусства

Следует заметить, что Негарестани не просто фантаст, который изображает нефть как страшное существо с автономным разумом, осуществляющим свою «петро- политику», политику нефти — тем более что термин «пе- трократия» вполне распространен в современной политической критике, о связи нефти и неблагоприятных политических процессов пишет, например, психоаналитик и антрополог Александр Эткинд. Например, один из его докладов, который стал известен благодаря деятельности российско-израильского философа-диалектика Йо- еля Регева и был представлен на зимней школе в Перми «Ингуманистическое Просвещение», был посвящен тому, как соединить кантовское и гегелевское отношение к науке. Кант основывался на геометрии, даже его «коперни- канский поворот» — это геометрическая метафора, астрономия подчиняется здесь геометрии, и перевод потому не требуется. Достаточно здравого смысла в восприятии геометрических правил, например, что трехмерное пространство, хотя и сконструировано нами в уме, соответствует нашему опыту, позволяет не споткнуться по дороге. Кант и выясняет, как можно не споткнуться в нравственной области.

Тогда как Гегель, по замечанию Регева, основывается уже на физике, в которой осуществляется постоянный перевод явных образов в научные образы: так, например, развитие превращается из факта простого разворачивания в факт совершенствования благодаря работе «самосознания», которое развивается. Поэтому опора на диалектику Гегеля могла бы помирить два подхода в современных естественных науках, но и в экономике тоже, «эмпиризм» и «реализм», опору на опыт и опору на соответствие модели действительности. Просто можно представить, что самосознанием обладает и некоторый научный объект, скажем, галактика или нефть, и этот объект, производя в себе перевод, например, «аберрации» в «экономическую манипуляцию» или «добычи» в «присвоение», определяет те закономерности, которые только и способна исследовать современная экономическая наука. В этом смысле современный экономист подобен оператору радиотелескопа, который получает красивые картинки, хотя телескоп улавливает только радиоволны — он может показать, как волна сознает себя, как она выдает себя убедительно только в качестве картинки, а значит, на эту картинку можно опираться не только моделируя процессы, но и созерцая их.

Есть и другие авторы, работающие в близком ключе, например, на русском языке вышла книга М. Деланды «Война в эпоху разумных машин», где автор рассматривает эволюцию людей и машин как два параллельных процесса. Например, понятно, что средневековая крепость эволюционировала не к блиндажу или дзоту, это, скорее, тупиковая ветвь эволюции, а к радиолокационной станции. Она, как и крепость, не просто защищает какие- то запасы (причем с радиолокационной станцией эти запасы можно не складывать в подвалы, а распределить по всему поселку, поэтому это более высокая ступень эволюции), но позволяет следить за происходящим с высокой точки. Радиолокация замечает не только передвижения, но и отдельные запуски и локации, — и она поэтому так же совершеннее по эволюции, как глаз высших животных, замечающих неподвижные предметы, совершеннее глаза животных, видящих только подвижные предметы.

Но в результате получается, что машины даже развиваются быстрее человека и используют человека для своей эволюции. Наблюдения Деланды полезны для определения того, как работает, например, прямая перспектива в живописи, возникновение которой связано в том числе с развитием баллистики, но также и того, как в современном искусстве возможны движущиеся инсталляции, которые в сочетании с движением зрителя оказываются новым этапом эволюции искусства, способного уже производить события на перекрестке взглядов. Один из наших мысли телей, работающих сходным образом, философ техники Михаил Куртов, создавший, в частности, «поподицею», апологию поп-музыки как нового вида проповеди, членящей магическое воздействие звука на воспринимаемые отрезки, позволяющие воспринять моральные или иные жизненно важные смыслы, позволяющие «радикально перейти к реальности».