Фотография получилась удачная – наполненная светом и четкая. Лорен на ней сияла нежной и вместе с тем ослепительной улыбкой. Мириады родинок на ее шее складывались в таинственное созвездие – как на картинках, где надо соединять точки между собой. Тонко вылепленные мышцы ее плеч, казалось, были переполнены жизнью. Выше, на ее лице, игра света и тени подчеркивала объемы и формы. Ее губы, нос, веки выступали, будто залитые солнцем островки. Я почти стеснялся смотреть на нее такую. Она словно вынырнула из ванночки с проявителем – такая же голая и такая же волнующая, как Венера на картине, которую мама прикнопила к стенке нашей кухни.
– Ну, быстрее! – шепнула она.
Выполняя ее распоряжения, я вытащил бумагу из последней ванночки и пристроил на одну из висевших вокруг нас веревок.
– Браво! – радостно воскликнула Лорен. – Твоя первая профессиональная фотография!
Она подошла ко мне и обняла, поздравляя. Я обхватил ее обеими руками. Я чувствовал ее запах – полевых цветов и морского ветра. Продолжая ее обнимать, я пытался припомнить слова, которые она произносила: выдержка, проявка, закрепление.
Я опустил голову и уткнулся лицом в ее шею. Когда я наконец поднял глаза, увидел фотографию на веревке – она отвечала мне пристальным взглядом. В комнате, освещенной красной лампой, я чувствовал себя так, будто оказался где-то вне этого мира. Лорен смотрела мне в глаза, и от ее улыбки сердце у меня колотилось. Выдержка. Проявка. Закрепление.
Она медленно разжала руки, отпустила меня и, повернув голову и разглядывая снимок, гордо произнесла:
– Неплохо! Очень неплохо!
Я чувствовал, как стремительно бежит кровь в моих жилах. Всё мое тело пробудилось. Я целую вечность не ощущал себя настолько живым.
Когда мы спустились с чердака, гостей на веранде уже не было. Мы с Лорен устроились на больших складных стульях и стали разговаривать обо всём, что приходило в голову. Она рассказала мне о своем увлечении театром и даже сыграла небольшую сценку из Шекспира.
– Б-браво! – воскликнул я, когда она закончила и склонилась передо мной, пародируя актерский поклон.
Когда я уходил, было еще светло, хотя день заканчивался.
– Вот, высохла уже, – Лорен протянула мне фотографию, которую мы напечатали.
Я сунул ее под майку, чтобы не помять, и пошел домой. Всю обратную дорогу я представлял себе лицо Лорен, прижатое к моему животу.
Мама сидела за кухонным столом и чистила морковку.
– Где ты весь день пропадал? – сухо спросила она.
– Я б-был у п-подруги.
– У подруги?
Похоже, она слегка удивилась, даже нож положила на стол среди очистков.
– Д-да. Она научила меня п-печатать фотографии.
– Я и не знала, что ты интересуешься фотографией.
– Она х-хочет стать фотографом. Вот и п-показала мне, как это д-делается.
– Фотографом? Это хорошо.
Мне показалось, что она злится, но я сделал вид, будто ничего такого не замечаю.
– Или актрисой. Т-театральной.
– Актрисой. И только-то? Что ж, мечтать не вредно.
С этими словами она снова взялась за нож и стала дальше чистить морковку. Я тоже потихоньку начал заводиться.
– Я уверен, что у нее всё п-п-получится.
– Вот как? С чего бы?
– П-потому что она решительная. И хочет д-добиться своего.
– По-твоему, этого достаточно?
– Не з-знаю. Может б-быть.
Мама вздохнула и уронила на стол недочищенную морковку. Теперь она смотрела мне прямо в глаза. Лицо у нее было усталое и сердитое.
– Послушай, Ной, это так не делается. Недостаточно чего-то захотеть, чтобы оно случилось. Быть решительным – хорошо. Но в жизни одного этого недостаточно.
– Т-т-ты-то откуда з-знаешь? – Я слегка повысил голос.
– Знаю, и всё. Есть много способов отказаться от своей мечты, можешь мне поверить.
– Да-а-а? И каких же?
– Не знаю… Например, заживо похоронить себя в убогом городишке.
Она подперла подбородок рукой, отвела взгляд и уставилась в кухонное окно.
– Я из-за тебя сама не знаю, что говорю, – вздохнула она. – И ужин неизвестно когда будет. Ну, иди уже!
Я пошел в свою комнату и захлопнул дверь. Я не знал, кому верить, Лорен или маме. Вытащил фотографию из-под майки и положил на письменный стол. Почему бы ей, в конце концов, не стать актрисой. Или фотографом. У некоторых людей всё получается, они добиваются того, о чём мечтают.
Я достал из рюкзака блокнот, надел наушники и принялся за работу. Вскоре слова завладели мной и реальность перестала существовать. Я переписывал начало своего рассказа, вспоминая, что говорил мне мсье Эрейра. Я не знал, хочу ли я стать писателем, и еще того меньше – хватит ли мне решимости добиться своего. Но это занятие меня успокаивало, что при сложившемся положении вещей было уже неплохо.
Я долго провозился с первыми фразами «Цунами», правил их, делал более гладкими. Я сам себе казался боксером, который снова и снова повторяет одни и те же движения, добиваясь совершенства. Я подумал про Жипе с его доской. Примерно то же самое. Я полностью погружался в каждое слово, в каждую фразу, которую выводил.
Я был настолько сосредоточен, что очнулся, только когда папа постучался ко мне в дверь. Услышал, как бормочет телевизор. Мама уже сидела за столом.