Теория айсберга

Лорен молча читала «Цунами». Я снова потянулся к рюкзаку и, вытаскивая томик Хемингуэя, нечаянно выронил «Парадоксальный сон», полученный от мсье Эрейра. Книга глухо стукнулась об пол, нарушив тишину ночи. Я наклонился, чтобы ее поднять.

И в это самое мгновение увидел, как блеснули глаза Лорен.

– «Парадоксальный сон»! – закричала она.

– Т-ты его читала?

– Читала? Да ты что, я раз десять, не меньше, его перечитывала! Роберт Аддамс – гений, правда?

И когда она произносила эти слова, я представил себе мсье Эрейра в его лиловом халате и шлепанцах, с трубкой в руке, поедающего ромовое мороженое из стаканчика. У меня было немного другое представление о великих и гениальных творцах.

– Ну… д-думаю, да, – сказал я.

– «И когда свет начал меркнуть, а его расслоение на контрольном экране ускорилось, В. понял, что вскоре провалится в тот единственный сон, который был достаточно глубок для него: парадоксальный».

Она только что процитировала по памяти последнюю фразу романа.

– Говорю же, я обожаю эту книгу! – воскликнула она, словно оправдываясь. – История человека, которому отказывают в праве грустить… Я долго думала, что это моя история.

Она устроилась в шезлонге. Ее лицо было обращено к небу, так что его выражения мне было не разглядеть.

– После того как мои родители развелись, все изо всех сил старались, чтобы я постоянно чувствовала себя счастливой. Меня водили в кино, в цирк, в парк. Меня всё время куда-то тащили. Ни одной пустой минуты. Как будто мне отказывали в праве огорчаться. Быть одной. Чувствовать, что меня предали. Плакать.

Чем дальше, тем тише звучал ее голос.

– Когда я впервые прочитала «Парадоксальный сон», – продолжала Лорен, – мне показалось, что всё написанное в книге – точно о том, что я чувствую и переживаю. Ну то есть… кроме того места, где появляются роботы-убийцы и психованные киборги. Но всё остальное… да… это моя история.

Вдали послышался крик какого-то животного – наверное, кота, – и я вдруг осознал, что шум океана приблизился. Вода прибывала. Теперь на пляж накатывали волны. Я различал в темноте их пенные гребни, усыпанные бликами.

Лорен впервые так открылась. Она впервые говорила со мной по‑настоящему, и тут я понял, что и она, как мсье Эрейра и как я сам, была пленницей своего страха. Она могла сколько угодно увлекаться всем, что подвернется под руку, – хайку, византийским искусством, фотографией, театром, – всё равно это оставалось только рядом фасадов. Обманками, которые не давали ей оказаться лицом к лицу с самой собой. Она разбрасывалась, чтобы не встретиться с печалью, в которой ей всегда отказывали. Как и В. в романе Роберта Р. Аддамса, она навязывала себе неизменное состояние счастья, условного и ложного.

Я взглянул на нее и почувствовал, как по моему телу пробежала дрожь.

– Т-ты п-предпочла бы сидеть одна в-взаперти и умирать от скуки? – спросил я.

– Да, – не задумываясь ответила она. – Во всяком случае, я думаю, мне хотелось бы иметь возможность так делать. Мне было бы легче всё это принять.

– В-возможно, тебе бы это не п-помогло. В-возможно, ты в конце концов вообще п-перестала бы выходить из дома. Ты стала бы п-пленницей своих огорчений. Навсегда. Как будто вокруг т-тебя огромная ледяная г-глыба.

Последние слова я произнес куда более страстно, чем мне хотелось бы. Лорен с любопытством взглянула на меня.

– А тебе не кажется, что существует золотая середина?

Я опустил голову и спросил, показав на «Парадоксальный сон»:

– Как ты д-думаешь, п-почему он решил исчезнуть?

– Роберт Аддамс? Не знаю, – вздохнула она. – Может быть, он сказал всё, что хотел сказать. Мне кажется, после того как напишешь такую книгу, тебе уже не надо никому ничего доказывать.

– Может б-быть, он испугался? Испугался, что не сумеет удержаться на уровне того, что с-сделал? Может быть, он т-трус?

– Может быть…

Лорен наклонилась ко мне, взяла у меня из рук книгу, открыла ее на первой странице и закричала:

– Но… да это же у тебя первое издание! Ты знаешь, сколько это стоит?

– Д-да что ты? – притворно удивился я. – Мне д-друг ее дал.

Лорен посмотрела на меня недоверчиво, будто хотела сказать: «Ну да. Можно подумать, у тебя есть друзья». Я почувствовал, что краснею. К счастью, было темно, и Лорен не могла увидеть, как я смутился. Если бы я сказал ей, что Роберт Р. Аддамс живет в двух километрах от нее, она никогда бы мне не поверила. Лучше оставить это при себе.

Я встал и подошел к перилам, за которыми виднелся пляж. Передо мной раскинулся шумный и непостижимый океан, усыпанный огоньками. Не знаю, то ли это шампанское так на меня подействовало, то ли эта история про испуганных светлячков, или, может, мысль о том, что мсье Эрейра сорок лет сидит взаперти у себя дома, но мне внезапно захотелось ухватить мир. Нырнуть в него с головой. Врезать ему, как говорил доктор Франкен. Я внезапно повернулся к Лорен. Она удивленно посмотрела на меня.

– Ну, идем? – спросил я.

– Куда?

– Купаться.