7:00. Я слушаю холодную пустоту и комкаю очередной лист ежедневника – быстро, раздраженно. Сегодня я самый ранний птиц в офисе и трачу внеплановое рабочее время на разбор текстов. Все так же много безжизненно-халтурного, а последнее письмо – вообще тихий ужас, статья «Разжигание межнациональной розни». Черным по белому написано: «По газовым бы камерам весь этот Запад, заполонивший наш рынок развратом». И это написал автор, который прекрасно знает, что, если попадет в одну из наших серий, вынужден будет взять иностранный псевдоним. Концепция такая.
Не ново. Я все это помню, помню 90-е – время, когда к нам начала просачиваться «тлетворная зараза»: западные книги, фильмы, мультфильмы, якобы злые и глупые. С ней сразу начали бороться. Главным полем битвы стали, конечно же, дети и молодежь. Черкасовы позорно дезертировали. Мои племянники смотрели разные мультики, в том числе диснеевские, например, и про супергероев. И растут хорошими, адекватными людьми. Света с братом, моим тезкой, вообще хотят работать в МЧС, а вдохновили их на это… всего-то бурундуки Чип и Дейл. Но кому и что докажет пример пары конкретных детей, когда речь о судьбах тысяч детей абстрактных?
Запад есть Запад, Восток есть Восток. «Мы» и «они» всегда будем отличаться, но в одном похожи: мы люди. И детей мы все стараемся учить светлому – чтобы умели дружить, помогать, заботиться, защищать. Да, учим немного по-разному. Но с любовью. Пусть наши смотрят и про Бэтмена тоже: Бэтмен, по крайней мере, напоминает о том, что, даже если ты очень богат, ты можешь – и должен! – оставаться человеком. Пусть читают об иностранцах так же, как о соотечественниках, учатся понимать и, главное, сосуществовать. Если не научить, многие ли потом, харкая кровью в пыли ядерной зимы, скажут спасибо? Мы и так еле выбрались из холодной войны. Как бы снова не увязнуть в чем похуже.
Я листаю, листаю, листаю письма, но больше их не открываю. Хватит, пусть младшие лопатят. Зато я натыкаюсь на не попавшее почему-то в Варину папку старое послание о том, что «Всего лишь игра» вышла. Подцепляю его. Убираю, а оно – точнее, радостные ответные смайлики – высвечиваются случайно на экране. Закрываю. А потом закрываю и глаза, прислоняясь к спинке кресла.
Дмитрий приезжал перед выходными: забрал обещанный экземпляр из Вариных авторских и все рассказал. О некой психически неуравновешенной гражданке Алисе Стрельцовой – она сейчас в соответствующем заведении. О том, что девушка призналась в убийстве, но ничего адекватно не сказала, кроме: «Хочу назад, хочу в игру, хочу к нему…» О том, что ее могут отправить на лечение и, скорее всего, будут правы: несет она лютейший бред. С другой стороны, экспертиза может сделать вывод, что психическое расстройство наступило уже после совершения преступления или что это расстройство не исключает вменяемости. Статистика раскрываемости, как ни парадоксально, любит по-настоящему «закрытых». Близкие Стрельцовой пока настолько шокированы, что даже вопрос с адвокатом висит в неопределенности. Да у них и денег нет. И все же, если они сейчас возьмут себя в руки, на невменяемость шанс есть. Тогда Стрельцова не сядет. А ведь она, кажется, даже не раскаивается… Подписывая признание, она об одном сожалела – что Варя чего-то для нее не сделала, чем-то ей не помогла, но чего, чем… бесповоротная фантасмагория.
Дмитрий говорил со мной долго; говорил, сцепив на краю стола бледные руки, и я чувствовал в его взгляде что-то напряженное, неследовательское, личное. Я не знал, что это, но тихо спросил:
– Смертная казнь сейчас запрещена даже в таких случаях, да?
– К сожалению, да.
«К сожалению», и пальцы хрустнули. Значит, я был прав.
– Павел, я же могу рассчитывать на отсутствие глупостей? – устало спросил он и добавил то, чем, похоже, утешал и себя: – Ее ведь все равно…
– Не вернешь, – отозвался я, и он, понизив голос, вдруг начал пересказывать пришедший ему в голову книжный сюжет. Тоже очень личный.
Динка и Дана каким-то макаром услышали, навострили уши, замерли настороженными сусликами у Дмитрия за спиной. Тот смущенно оглянулся.
– Приносите! – выпалили девицы почти вместе. – Издадим!
– Я не буду его писать, – уверил он. – Ну только если кто-то другой…
Я внимательно смотрел на него – на мента со вполне человеческим лицом, с офицерскими глазами. Думал о том, что должен сказать ему спасибо, – и сказал. Добавил:
– Я думал, она все-таки пишет о вас неправду, обеляет.
Шухарин понял, впервые улыбнулся.
– Где-то, может, и обеляла. Даже у нас в Шуйском и мудаки есть, и нормальные, и не угадаешь, кто, например, придет. Все люди разные: кто-то правоохранитель, а кто-то – вполне себе мусор.
Я вручил ему еще пару детективов и книгу Джуда. И мы вскоре попрощались.