Теория хаоса

Почему быть уязвимой настолько неприятно?

– Ладно, ты помнишь, я говорила о моем последнем «друге», который поступил не по-дружески?

– Конечно, помню. Не думаю, что я смог бы об этом забыть, учитывая мою готовящуюся вендетту против этого загадочного человека.

– Что ж, она умерла, так что можешь оставить месть в стороне.

Он промолчал.

– Прости, я слишком резко выразилась.

– То есть… если это правда, то она ею и остается, верно?

Она не смогла сдержать улыбку.

– Сама бы лучше и не сказала, – отвечает. – Я очень рада, что ты мой друг.

– Хм… всегда пожалуйста, наверное?

– Я опущу неприятные подробности, включая ее имя, потому что для истории это будет неважно. Но в общих чертах: после того как я сменила школу в первый раз в Калифорнии, у меня появилась… подруга. Она была милой, веселой, и рядом с ней было приятно находиться, но чем больше я узнавала ее, тем больше понимала, что у нее была мерзкая привычка говорить и делать плохие вещи людям без особой причины.

– Понятно, – произнес Уолтер. – Я слушаю.

– Ну, будучи наивной пятнадцатилетней девочкой, которая все еще привыкала жить с новым диагнозом и препаратами, да и к тому же в новой школе, я решила игнорировать это. Ко мне она никогда прямо враждебно не относилась, так что… какая разница, верно?

– Предвижу, что разница все-таки была.

Шелби засмеялась. Ей правда нравился этот парень. Что вызывало смутный страх.

Ладно.

– Верно, – подтвердила она. –  Как я уже говорила, с изменением вещей я испытала свой первый смешанный эпизод. Не уверена, что ты прочел об этом, но мой опыт заключался в… крайне негативных мыслях, плохом внешнем виде, подавленности и депрессии, но с высоким уровнем энергии для активности. Так что я была полностью подавлена, оторвана от реальности и не видела смысла в продолжении жизни. Но также я не могла уснуть. Потому что в моей голове мысли не могли успокоиться. И еще бывали моменты, когда я не могла перестать разговаривать. А когда мне нужно было что-то сделать, то это должно было произойти именно сейчас.

– Звучит ужасно, Шелби.

– Точно не этим периодом в жизни я горжусь. В любом случае, пока я переживала этот эпизод, та девочка снова начала делать гадости. И в этот раз целью стала я. В первые полторы недели я не понимала, что происходит со мной, и я принимала мои лекарства, так что мы вполне хорошо ладили, пока я привыкала к новой школе.

– Хорошо…

– Но в одну из ночей к моим мыслям прибавились плохие вещи, которые я делала с собой. И я позвонила этой «подруге», думая… я даже не знаю о чем, но я рассказала ей о себе и о мыслях в моей голове, и после она подтолкнула «жить с этим» и принять то, каким мой мозг показывает меня себе.

– Постой. Что?

– Да. Не вдаемся в детали, как я говорила. – Шелби заставила себя продолжить, спустя полтора года все еще не до конца веря в произошедшее. – Давай просто скажем, что она использовала несколько ругательств из того списка, под которым ты подписался, и подтвердила, что миру будет лучше без таких людей, как я.

Уолтер некоторое время помолчал и только затем сказал:

– Я не знаю, как на это реагировать.

– Самое худшее было в том, что я почти ей поверила, Уолтер. Я была немного влюблена в нее, так что романтические чувства мешали ясно воспринимать ситуацию. Всю следующую неделю она закидывала меня по-настоящему злыми сообщениями, которые я сразу же удаляла, так что доказательств нет. Но большая часть моих шрамов появились за те восемь дней издевательств. Я уверена, что все закончилось потому, что я… сделала слишком сильный разрез в одну из ночей и мне пришлось поехать в больницу и наложить швы. Тогда я рассказала все родителям, и они немедленно поменяли мне школу и номер телефона.

– То есть так ты оказалась здесь?

– Да.

На минуту снова установилась тишина. Но это была комфортная тишина. Приятная тишина. Затем Уолтер произнес:

– Как она умерла?

– Подозрение на самоубийство.

– Серьезно?!

– Угу. Она, скорее всего, жила с чем-то недиагностированным. Ее отец был во многом похож на мою бабушку, когда речь заходила про психическое здоровье.

– Черт.

– Меня это очень расстраивает, – сказала Шелби. – Даже после того, как она повела себя со мной жестоко, я ненавижу думать о том, что она, вероятно, страдала.

Уолтер покачал головой.

– Ты, наверное, добрейший человек, которого я знаю, Шелби.

– Я зашла к ней в Инстаграм и увидела, что много людей написали оскорбления под ее последним постом. Я знала, что мне не стоило этого делать… для моего же блага. Но я… черт, я желаю, чтобы больше людей подумали о том, каково это жить с мозгом, который работает, как мой. Когда твой собственный разум говорит тебе, что ты не стоишь того воздуха, который вдыхаешь. Ты представляешь, как это быть в одно мгновение королевой вселенной и в другое пустой тратой молекул?

– Нет, – ответил Уолтер. – Не представляю.

– Это был риторический вопрос, но спасибо тебе за это признание.

Уолтер усмехнулся. Что заставило и Шелби засмеяться.

Так им обоим становилось легче.

– Мне очень жаль, Шелби.