Теория культуры

В этом проявлялось стремление сделать ту же живопись «размышляющей», хотя и не стандартно. Но при этом она все–таки рационализовывалась едва ли не больше, чем традиционная. Абстракционисты, футуристы, особенно сюрреалисты (а среди них Сальвадор Дали!) по–разному пытались избежать опасности новой рационализации, доходя до идей «чистого психологического автоматизма», когда художник творит спонтанно, «как во сне», «как в бреду». Но именно «как», а не в бреду. Такие попытки приводили к частным интересным художественным решениям, но не снимали проблемы «слишком умного» искусства.

При этом, несмотря на очень разные социальные и художественные установки, творцов нового искусства объединял пафос отрицания традиций, содержавшихся в эпигонско–классической живописи, литературе и т. д. Они были едины в признании необходимости поиска новых художественных форм и приемов. Многих их них объединяли антибуржуазные настроения, антииндустриализм, пафос борьбы с «механизированным злом», очень ярко выраженный Пикассо в его «Войне в Корее», «Гернике», «Девушке на морском берегу». Объединяла всех художников–авангардистов и их озабоченность социальными проблемами, стремление не столько отражать реальность, сколько формировать новый мир или по меньшей мере содействовать его кардинальному преобразованию. Поэтому авангардистов и модернистов ХХ в. иногда совершенно напрасно критиковали за их якобы уход от действительности, от социальных проблем. Все модернистские направления и течения: фовизм, экспрессионизм, абстракционизм, дадаизм, сюрреализм, поп–арт, оп–арт и т. д., самые разнообразные постмодернистские группы до настоящего времени социально активны, заражены не просто формотворческим бунтарством. Представители крайнего абстракционизма в живописи П. Мондриан и К. Малевич (творец знаменитого «Черного квадрата»), достигшие, казалось бы, предела в отстранении от изображения реальности, пытались таким образом с помощью искусства реализовать каждый свою социальную утопию, помочь разрушить старый мир и создать новый, лучший, в котором, правда, уже не было места искусству в его прежнем, классическом понимании, но который должен был быть весь пронизан новыми художественными началами.

До Второй мировой войны бунтарями были художники–изгои, полунищие, полуголодные, произведений которых не понимала публика. Их не покупали ни она, ни даже знатоки (за исключением самых прозорливых). После Второй мировой войны ситуация резко изменилась. Новое искусство вошло в моду, было разрекламировано искусствоведами. И даже то, что не признавалось художественным с точки зрения самих творцов, попадая в музеи и на выставки, эпатируя публику, вызывая ожесточенные споры критиков, стало считаться явлениями новаторского искусства, новой художественной культуры. Сработало то, что Арватов назвал «рамкой», Беньямин – «аурой». Помещенный в музей предмет может обретать качество как бы художественности, даже несмотря на ее полное отсутствие. Изобретение ready–made, коллажей, создание в поп–арте «произведений» из хлама, в постмодернизме даже «из ничего», сама реализация возможности «художественного творчества» человеком без всякой специальной подготовки, без холстов и кистей в живописи, без музыкальных инструментов в «шумовой музыке» – все это породило самые разнообразные спекуляции, подделки под новое в искусстве. Начал теряться смысл слов «искусство», «художественное творчество», «художественная культура». Зато новизна околокультурных, околохудожественных явлений стала приносить солидные барыши. Искусство в качестве прежде всего предмета любопытства и развлечения, как считал К. Ясперс, приближалось скорее к спорту, нежели к художественной деятельности.[387] Превалировал при этом игровой элемент, а не серьезно–содержательный. Ясперс отмечал общее движение к состоянию, когда «в искусстве исчезнет не только дисциплинирующее, но и содержательное ремесленное образование…».[388] Реклама сделала, казалось бы, невозможное: придала престижность, ценность многому из того, что не было действительным художественным достижением и даже не задумывалось как произведение искусства, но хорошо продавалось и покупалось в этом качестве. Произошло любопытное: антибуржуазный протест использовался самой буржуазной действительностью.

Возникли большие проблемы с критериями художественности. И это касалось не только изобразительных искусств. В музыке, которая называется серьезной, авангардисты «сломали» традиционный мелодизм и гармонию звуков. Шумовая атональная музыка, додекафония стали и протестом против устаревших музыкальных форм, и музыкой «размышляющей», создаваемой вовсе не для наслаждения, не для услаждения слуха.