Теория квантовых состояний

— Оставим мы с вами такое положение? — Никанор Никанорыч, до той поры обращавшийся ко всем одновременно, вдруг подскочил к низенькой бабке в цветастом платке. — Допустим, что ли попирания и топтанья? Так что ли? Настастья Петровна! Здравствуйте, сколько лет, сколько зим. Для того что ли, дорогая моя, возводили мы БАМы и АЭСы всякие? Для того что ли со шпалами на плечах исходили всю Россию-матушку?

Из-за угла показалась размалеванная машина автоинспекции. Я заметил кирпичные физиономии сидящих в ней сотрудников городской автоинспекции. При виде разбитой иномарки Григория Созонова, впрочем, их выражения сменились. На хищные, крокодильи.

Никанор Никанорыч, узрев приближение властей, ликующе всплеснул руками.

— Вот и они! Дождались, таки. Ну да и мне пора, милостивые мои. Потрудитесь восстановить картину, любезные, как того предписывают кодексы и про портфельчик, про портфельчик не забудьте. Ведь не откуда-нибудь — из храма науки, стырен был. Попря, понимаешь, гранит. Ох и попадет Гришке, от отца, ох и достанется. Такая машина всмятку.

Почему всмятку, подумал я. Вовсе даже и не всмятку. Вполне предсказуемый ремонт ей потребуется.

Никанор Никанорыч наскоро выбрался из толпы, зажал между колен свой злополучный портфель и принялся безжалостно тереть уши.

— Подморозило! Буйствует погода-то.

Мне было жутко неловко оттого, что люди таращатся на нас, как на цирковых медведей. Никанор Никанорыч умел привлекать внимание, с этим уж ничего не поделаешь.

Мы торопливо зашагали назад, в теплое фойе.

— Сейчас, Борис Петрович, пристроимся где-нибудь у батареи, — говорил Никанор Никанорыч на ходу, зажимая ладонями уши. — Там и покалякаем. Где это видано-не успел явиться, как тут же портфель стащили. Непорядок, Борис Петрович, ох и непорядок в вузе творится.

Я не ответил, потому что прав был Никанор Никанорыч. Неприятно все это. Не столько даже неприятно, сколько совестно. Ведь я же часть его, нашего университета. Я преподаватель, а значит есть и моя вина в том, что вытворяют студенты. Не научили, значит, в свое время. Или же научили, да не тому. Может быть, гораздо важнее комплексных выражений и частных производных обыкновенная человеческая порядочность?

Позади раздался тяжелый удар, как будто телевизор уронили. Я обернулся и обнаружил, что висевший над капотом автомобиля блок фонарей светофора сверзился с погнутого основания, и вдрызг разбил лобовое и прогнул крышу. Разлетелись в разные стороны разноцветные стекла светофильтров. Теперь машину с уверенностью можно было назвать "всмяткой". Я увидел Григория и его долговязого приятеля вылезших из машины, после нашего ухода. Они с неподдельным ужасом смотрели на место, где только что сидели.

Никанор Никанорыч тем временем был уже на лестнице. Я, ловя на себе остаточное внимание сотрудников автоинспекции и собравшихся свидетелей, счел за лучшее его догнать. Крыльцо у тому времени частично освободилось и мы свободно прошли в фойе. Здесь по крайней мере никто не глазел на нас столь откровенно и я мог собраться с мыслями.

— Давайте-ка, Борис Петрович, пристроимся где-нибудь в уединенном, а главное теплом месте, — обратился ко мне Никанор Никанорыч. — Давно ведь пора покалякать. А тут, как на грех — одно за другим, — он покачал головой.

— А с чего это Григорий в светофор врезался? — неожиданно для самого себя, спросил я.

Действительно, с чего это ему в светофор врезаться? Стащил себе портфель и преспокойно смылся. Перенервничал он что ли?

Никанор Никанорыч развел руками.

— А как же не врезаться, Борис Петрович? Это вы что же прикажете гнаться за ними до самого дома?

Всегда у Никанор Никанорыча выходило так, словно по-другому и быть не может. Закономерны, как будто, эти события: портфель и светофор.

Глядя на меня, Никанор Никанорыч качал головой, язвительно прищелкивая при этом языком, демонстрируя полнейшую несостоятельность моего недоумения и словно бы поражаясь моей непонятливости.

— Окститесь, Борис Петрович. Дался вам Гришка этот Созонов. Ну уплатят за него родители штрафы, ну попадет ему от папеньки. Ведь полезное же дело. Может головенка его, с шевелюрой стриженой, соображать начнет.

Странно, но в словах Никанор Никанорыча я увидел смысл. Урок, какой никакой, был преподан. Будет ли он воспринят нерадивым молодым человеком, это другой вопрос. И не к Никанор Никанорычу надобно с ним обращаться, а непосредственно к самому Григорию Созонову. Только вот кто его преподал, урок этот? Кто тот невидимый педагог, во власти которого учинять подобные, с виду случайные, совпадения?

Я отвлекся только на минуту, а когда поднял глаза, стоял посреди фойе один. Вокруг ходили студенты, по одному, группами. Только Никанор Никанорыча среди них не было. Снова он пропал, как делал уже не раз, не дав мне ни одного ответа. Исчез, оставив после себя лишь сомнения.