Теория квантовых состояний

Здоровяк едко прошелся по партийным коричневорубашечникам, задел аншлюс, для которого в Европе оставалось не так много места, не пропустил художественных способностей фюрера. Девушка, у которой из посетителей был только хохмач и Отто, хихикала, хотя и заметно было, что пугают ее чересчур агрессивные шутки гостя.

— Очень приятно, Вильфрид! — через весь зал прокричал толстяк с бычьей шеей и мощными плечами под рубахой.

Отто поднял взгляд и Вильфрид демонстративно подмигнул ему, а потом и барышне, представляясь и ей.

Как-то слово за слово, бюргер подсел, и стали они говорить. Странное дело, клиенты в тот день будто повывелись к недоумению кельнерши, которая периодически выглядывала за дверь. Вильфрид разговаривал одновременно и ним, и с барышней, молол все подряд: про погоду обманчивую, про новые порядки, вспомнил недобрым словом сожженные книги, приплел почему-то Библию с Иоанном Богословом. Отто не помнил уже, как это произошло, но вот уже сидит он и отчитывается перед молодым человеком, слезы накатили на глаза, рассказывает о том, что ломается дело всей его жизни, и любовь его жизни уехала, скрылась, и единственно радуется он, что не попала она в руки к сумасшедшему режиму.

А Вильфрид успокаивает его, наука мол, она твой верный спутник, и не так, чтобы совсем уж закручены гайки, и почта есть, и телеграф, и телефон, и встретиться можно если требуется и поговорить. Но что важнее всего, просто-таки жизненно необходимо, это дело научное, начатое, довести до конца. И вот уже поясняет он Отто про медленные нейтроны, про проактиний и торий, и тогда только доходит до Отто весь абсурд разговора, случайного, непредвиденного, откровенного. Хан протрезвел даже от такой мысли в забытом богом кабаке. Вильфрид в ответ ухмыльнулся небритой своей физиономией под мятым картузом и громко так, с брызгами пены чокнулся с кружкой Отто, что аж девчушка вскрикнула. "Еще пива!" — завопил он.

Отто перевел дух. Воспоминание отдавалось в нем с дрожью. Уж так точно, выпукло в голове его выступили все события того вечера. Лиза слушала внимательно.

— Вильфрид проводил меня до дому в тот вечер. Я плохо себя почувствовал там, в ресторане. Но он преподал мне… урок, что ли. Не знаю, какое тут правильное название. Иногда ученому, да и не только ученому, приходится делать странные выборы. Вот на манер моего выбора в Вердене. Может, это порой идет даже вразрез с нашими научными амбициями, но просто чувствуешь ты, что иначе нельзя поступить.

Отто сбился. Получалась какая-то дурацкая история, без связи, без шагов. Но не мог же он и вправду рассказать, что привиделось ему тогда, в богом-забытом кабаке, под хохот толстого Вильфрида.

Утром следующего дня, когда Вильфрида и след простыл, Отто проснулся другим. Пьяный разговор, странный, дерганый, отрезвил его. Отто почти сгорел в многомесячной изнурительной гонке, пока вытаскивал, спасал и пристраивал Лизу, контактируя с учеными по всей Европе, разрываясь между больной женой, институтом под риском закрытия и научной работой. После той ночи, словно выпавшую шестеренку смазали и вернули в механизм, Отто больше не сомневался, что ему делать. Жизнь продолжалась, наука продолжалась, и в этом продолжении и было его и Лизы, разбитой, расстроенной и одинокой в неприветливом Стокгольме, счастье. Полетели зашифрованные телеграммы и письма в Амстердам, Стокгольм, Копенгаген и Кембридж. Лизу нужно пристроить, вовлечь в работу как можно скорее, он не может позволить ей пропасть. Иначе он пропадет и сам.

С новыми силами Отто вернулся в институт. Нацизм был новой реальностью, с которой приходилось считаться. Со спокойным лицом рассматривал Отто заявки на вакантное место Лизы от ассистентов Отто Эрбахера и Курта Филиппа, открыто декларирующих свои нацистские взгляды. Институт должен был жить, наука, их страсть и их общее дело, не могли остановиться. В то время переписка его с Лизой стала особенно интенсивной, порой чаще одного письма в день. Они обменивались всякой, даже незначительной информацией. Он советовался с Лизой по кандидатуре сотрудников в отдел, какой подарок сделать по случаю свадьбы коллеги по работе. Она была рядом, она помогала ему принимать решения. Отто не мог бы с уверенностью сказать, кому это требовалось больше — ему или Лизе, однако чувствовал, что ей это тоже важно, почувствовать, что дело ее жизни живет, они по-прежнему нужны друг другу.