Через некоторое время, я поймал себя на том, что подробнейше отчитываюсь перед ней о наших экспериментах с радием и вечно вылезающем барием, а она, словно профессор на экзамене, кивает мне, поощряет. Я жаловался, объяснял, как легко попасть впросак в научном мире, поторопившись, почему не решаемся мы опубликовать результаты, опровергающие предыдущие выкладки в радиохимии.
От этих воспоминаний Отто чувствовал неудобство, неуют, словно волна жара прокатилась по телу. У него снова вспотели ладони.
— Фрау еще раз повторила, что результаты наши правильные, — он запнулся. — Надо признать, говорила она убедительно. Потом мы еще обсудили, как отзываются научные открытия на жизни людей. О том, как вроде бы скромное открытие, которое и не разобрать сразу, может погубить множество жизней. Она знала откуда-то о моем участии в экспериментах с хлором, фосгеном. Все обо мне знала.
Отто снова запнулся. Это важные воспоминания, ключевые, вокруг которых строился весь его с Лизой разговор, размывались, расплывались, когда пытался он окунаться в них, заново переживать и вспоминать детали. Отто разумеется не собирался рассказывать Лизе о том, что закончилась та ночь так же и встреча с Вильфридом, провалом и видением смерти, которой можно было избежать. Этим он не смел делиться и не мог объяснить.
— Я проснулся утром в своей лаборатории, Штрассман тряс меня за плечо, — продолжил Хан. — В голове моей к тому времени уже выкристаллизовался план. На всякий случай мы провели еще одну серию экспериментов. После этого я отправил в печать научную статью и написал тебе письмо.
Он задумался, отчаянно не умея связать ночную встречу со смелостью, нахлынувшей на него после:
— Понимаешь, эти люди… фрау, Вильфрид… Они словно срывали с меня слои луковицы, одну за одной, слой страха, слой неуверенности, слой отчаянья. Ты конечно помнишь мою статью. В ней я в пух и прах разбил теорию Ферми о трансуранах, провозгласив что при бомбардировке урана я раз за разом получаю барий.
Лиза не отвечала, но Отто знал, что для нее таким человеком, поддерживающим, избавляющим от страха, был до определенной поры он сам.
Декабрь тридцать восьмого стал взрывом, достижением, открытием, потянувшим на долгожданную Нобелевскую премию. И огромную роль в этом сыграла Лиза, с которой Отто переписывался постоянно, и которая, хотя и не принимала участия в экспериментах, всегда незримо присутствовала рядом, выдавала гипотезы, идеи, драгоценно храня его письма. Вместе с гостившим у нее в Швеции Отто Фришем, Лиза дала физическое обоснование химической реакции. В соответствии с формулой Эйнштейна, атомное ядра урана при бомбардировке его медленными нейтронами расщеплялось, делилось на барий и криптон, выбрасывая освободившиеся нейтроны и значительную энергию. Лиза с племянником выпустили статью вслед за Отто и именно Фриш впервые употребил термин "деление" ядра.
После Хана и Штрассмана, эффект подтвердили ведущие химики мира. Той переписке Отто и Лизы, когда обменивались они теориями и результатами экспериментов, было дано в дальнейшем множество интерпретаций. Кто кого включил в статью и на кого не сослался. Правда состояла лишь в том, что за спиной Отто стоял институт химии, находящийся под постоянным вниманием НСДАП. Именно на химическом эксперименте сделал он акцент, на отмеченном и подтвержденном опыте, указав пионерами себя и Штрассмана. Помимо этого, не желал он напоминать о Лизе могущественной верхушке СС с длинными руками, в свое время весьма однозначно отказавшей ей в выезде.
В последующей за открытием гонкой физиков и химиков приняли участие все: англичане, французы, американцы. Уже в феврале тридцать девятого были опубликовались первые статьи на тему потенциально достижимой цепной реакции деления урана, когда освобожденные нейтроны расщепляют новые и новые ядра, выбрасывая гигантское количество энергии. В научном мире начались присущие всякому крупному открытию склоки. Тут и там появлялись имена, заявлявшие, что деление было предсказано ими заранее, месяцы и годы назад. Отто вступал с ними в перепалку, спорил, доказывал.
Четырнадцатого марта Третий Рейх проглотил Чехословакию, жеманно назвав это протекторатом. Европа готовилась к войне.
Отто и Лиза встретились в Стокгольме в начале апреля. Это была торопливая украденная встреча. Отто пыхтел о своей борьбе с ветряными мельницами, Лиза жаловалась на скучнейшую работу в отсутствии материалов и оборудования в лаборатории Сигбана. Они вскользь обсудили недавние спекулятивные заметки на тему контролируемой и неконтролируемой реакции деления. Уже тогда между ними пролегла трещина. Отто суетился, сетовал на давление на институт и подлые нападки на него в прессе, Лиза тяжело переживала за происходившее в Германии с евреями, обижалась за периферийную свою роль в науке. Разговора не получилось, оба ушли с той встречи расстроенные, неудовлетворенные.