Теория квантовых состояний

Мы долго целовались в прихожей, прежде чем все-таки я ее отпустил. Маша пообещала приехать ко мне сразу, как только вернется от родителей. Пижаму она оставила у меня.

Субботу я провел в отличном настроении, праздно шатаясь по квартире, повисая время от времени на костыле, думая о Маше. Я даже вышел на балкон, померз немного, вспоминая ее бархатные щеки и губы. По небу плыли облака, из-за которых выглядывало дружелюбное солнце, озаряя меня, блаженного, и захламленную мою лоджию. Я снова созвонился с мамой.

После обеда я выкроил время и почитал про Отто Хана и Лизу Мейтнер, историю открытия ими расщепления ядра. То немногое, что я нашел, относилось скорее к оценочным суждениям на тему: должны были Лизе дать "нобелевку" или нет. Ну и конечно ни единого упоминания о том, что между Отто и Лизой была связь. Наверняка в библиотеке я смог бы найти более подробные биографические сведения, но они меня уже не интересовали. Отто и Лиза были реальными историческими личностями с той самой биографией, с которой познакомила меня четвертая ступень.

Про Альцгеймера я тоже не нашел много больше, чем в распечатанной статье Ильдар Гаязыча. Ближе к вечеру бросил я поиски и провел час, подбивая свои записи по успеваемости студентов. Часть материалов, из тех, что были у меня в больнице, я выдал уже Олег Палычу, теперь же я основательно подготовился ко вторнику, к встрече с должниками по практическим работам и курсовым. Такие вещи трудно передавались другим преподавателям, особенно если речь шла о студентах с историей. Да я собственно и не хотел этого делать, уверенный, что справлюсь сам.

Я, пожалуй, пропущу в подробном своем рассказе воскресенье с понедельником, хотя каждый из этих дней был по-своему важен. Отметились они, не в пример предыдущим неделям, да и месяцам, ощущением неестественной идиллии от моей востребованности. В воскресенье приезжал отец с супругой и вышел у нас хороший, дружелюбный вечер. Не то, чтоб заговорили мы по душам, и я примирился со всем, что волокло наше прошлое, но все-таки треснул между нами лед, и без прежней безучастности ужинали мы. В понедельник были Катя с Анатолием и тоже весело посидели мы. Толя весь вечер шутил, Катя над ним подтрунивала, а я больше молчал, но не букой, а эмпатически, слушая, хихикая, в общем, с удовольствием.

Катя проверила хорошенько холодильник мой, да и вообще состояние квартиры. Вид она имела при этом ответственный и решительный, отчего всякая ревность, которая могла бы закрадываться Толе в голову, от осознания, что подруга его посещает бывшего мужа, исчезла. Только убедившись, что имею я ухоженное, "упакованное" состояние, готовить мне не требуется, она смягчилась. Ощущения, что закономерно отдаляются от меня Катя с Толей, не было вовсе.

Я не мог отказать себе в удовольствии поиронизировать над Толей, что иметь дело с вот такой, серьезной, берущей на себя инициативу Катей, предстоит теперь ему. Видел я, что Катя, нашла в Анатолии послушного друга и покладистого будущего мужа, чувствовалась некая комплиментарность в их паре. В нашем с ней, из прошлой жизни, браке, все было иначе.

Перед уходом, Катя еще раз взяла с меня слово "сразу же звонить, если что". Беда была в том, что мои "если что" не были из разряда тех, которые решаются звонком другу.

Во вторник, пока я собирался и ждал отца, чтобы поехать на работу, я подумал, что гораздо мрачнее представлялись мне последние недели, чем было на самом деле. А последние несколько дней и вовсе вышли радужными. Вспомнились мне декорации и манипуляции Азара с Никанор Никанорычем. Приложили они к тому руку или же естественным образом так вышло? Как же хотелось мне верить в последнее.

Отец припозднился, забирая меня, однако нагнал в дороге. Он торопился, нервничал, вырвавшись с разъездной своей работы, шнырял хищно между рядами, едва дожидался сигнала светофора, чтобы рвануть с перекрестка, расшвыривая в разные стороны грязные мокрые брызги. Мы вместе поднялись в здание университета и он проводил меня до парадной лестницы. Мне казалось, что взгляды всего фойе обращены на меня, когда ковылял я на костылях меж квадратных колонн. Нечего было и мечтать о рабочем лифте, которых в седьмом учебном здании водилось аж два. Стояли они запертые еще со времен моего студенчества, я признаться не знал даже в каком они состоянии. Кабина по крайней мере одного из них мирно висела на тросах на боковой лестничной клетке первого этажа, за сеткой-рабицей. Отец еще раз повторил, что заберет меня в шесть, мы простились и я начал долгое, с остановками, восхождение на кафедральный этаж.