Теория литературы

С этими общими взглядами связаны и литературно-эстетические позиции Писарева. Эстетика, литература и критика должны быть «реальными», т. е. содействовать решению конкретных социальных задач. Он решительно выступает против «чистого искусства», относя к нему поэтов-«лириков» типа А.А. Фета, «художников-болтунов» и «художников-паразитов». Поэзия должна вносить в жизнь новые идеи, должна быть направлена к великим целям. «Поэт – или титан, потрясающий горы векового зла, или же козявка, копающаяся в цветочной пыли». «Середины нет», – утверждает критик. При этом он говорит об искусстве искреннем, лишенном какой-либо риторики или натянутости. А эти качества связаны в конечном счете с природным талантом. Наличие таланта необходимо и в критике. Писарев не отрицает красоту, но считает ее «личным чувством», которое именно «чувствуется, а не меряется аршином». Сохраняя эстетику на уровне индивидуальной интуиции, Писарев склонен «совершенно уничтожить эстетику» как науку, не укладывающуюся в рамки критериев социальной полезности. «Эстетика – рутина», – решительно заявляет он в статье «Разрушение эстетики», считая устаревшей в современных условиях второй половины 1860-х годов и работу Чернышевского «Эстетические отношения искусства к действительности».

«Титаном мысли», «учителем нравственности», «великим критиком» называет Писарев Белинского, высочайшую оценку дает Добролюбову и Чернышевскому как основоположникам «реальной критики». Но вместе с тем он рассматривает их деятельность как «факт вчерашнего дня». Писарев уличает своих предшественников в «эстетическом мистицизме», «эстетстве», сближающем их со сторонниками теории «чистого искусства». В свете той задачи, которую ставит Писарев перед литературой и критикой – «гуманизировать русское крестьянство», у Белинского он отмечает «ребячески-слепое преклонение перед Пушкиным», у Добролюбова – излишне оптимистическое отношение к типам Тургенева и Островского (Инсарову, Катерине Кабановой), у Чернышевского – недостаток историзма, у Щедрина – легкость и поверхностность юмора. Писарев не отрицает, что критика всегда должна идти рядом с беллетристикой, но она, по его мнению, должна быть строго историчной и конкретной, всякий раз вместо абстрактных размышлений о «вечной красоте» давать «трезвый «анализ», направленный к тому, чтобы «запрячь поэзию в воз» общественной пользы. «Критик и историк могут приходить к одним и тем же результатам, – говорит Писарев. – Исторические личности и простые люди должны быть измеряемы одною меркою».

Не преувеличивая роль личности в истории, Писарев отрицательно оценивает деятельность Петра I, рассматривая его как одного из «цивилизаторов, насильственно благодетельствующих человечеству». Славянофилы и западники, с его точки зрения, одинаково преувеличивали роль Петра I, реформы которого «прошли мимо русского народа». В отрицании «насильственного цивилизаторства» Писарев сходился со славянофилами, не принимая, однако, славянофильскую историческую концепцию в целом. В статье «Русский Дон Кихот» он уважительно относится к личности одного из «очень неглупых и в высшей степени добросовестных» славянофилов – И. Киреевскому, принесшему пользу России в качестве «двигателя русского самосознания». Вместе с тем для Писарева это человек, скованный «пристрастиями и предрассудками», так и не нашедший обещанной им дороги «к Храму живой мудрости» и оставшийся русским Дон Кихотом.

Писарев считает, что даже лучшие из критиков – Белинский, Чернышевский и Добролюбов – не могли оторваться от эстетических традиций и потому видели лучи света, «светлые явления» на «старых тропинках», ведущих «в глушь и в болото». Помимо недостатка историзма, он отмечает отсутствие в их взглядах связи с естественными науками, с «натурализмом». Только соединив в одном лице аналитика, историка и натуралиста, можно дать верную оценку явлениям действительности. «И натуралист, и историк, и критик согласятся между собой в том пункте, что необходимым свойством такого светлого явления должен быть сильный и развитой ум», – заявляет Писарев. Этого сильного ума он не находил в героях предшествующей литературы, получивших высокую оценку у его предшественников. Критик, по мнению Писарева, должен определить отношение художника к предмету его изображения, установить связь единичного изображения с общими чертами жизни, его породившими, установить причины и смысл образа. С точки зрения Писарева, теория Раскольникова «сделана им на заказ» и является продуктом тяжелых обстоятельств его жизни; «Война и мир» – «образцовое произведение по части патологии русского общества», показывающее, что происходит с людьми, которые обходятся «без знаний, без мыслей, без энергии и без труда»; роман Тургенева «Дым» – «зловещий» комментарий к «Отцам и детям»; «Некуда» Лескова и «Марево» Клюшникова – «истребительные», «яростные» романы.