Теория литературы

Формы поведения персонажей в состоянии приобретать семиотический характер. Они часто предстают как условные знаки, смысловая наполненность которых зависит от договоренности людей, принадлежащих к той или иной социально-культурной общности. Так, герой антиутопии Дж. Оруэлла "1984" Уинстон замечает у Джулии "алый кушак - эмблему Молодежного антиполового союза". Значительное лицо в "Шинели" Н.В. Гоголя задолго до получения генеральского чина вырабатывает у себя подобающий большому начальнику отрывистый и твердый голос. Вспомним светские манеры юного Онегина или идеал comme il faut в "Юности" Л.Н. Толстого. В романе А.И. Солженицына "В круге первом" Сталин сознательно прибегает к жестам "с угрожающим внутренним смыслом" и нередко вынуждает окружающих разгадывать подоплеку своего молчания или грубых выходок.

Вместе с тем человеческое поведение неизменно выходит за узкие рамки условной знаковости. Едва ли не центр "поведенческой сферы" (185) составляют органически и непреднамеренно появляющиеся интонации, жесты и мимика, не предначертанные какими-то установками и социальными нормами. Это естественные признаки (симптомы) душевных переживаний и состояний. "Закрыв лицо, я умоляла Бога" в стихотворении А.А. Ахматовой - непроизвольный и легко узнаваемый каждым из людей жест смятения и отчаяния.

Свободное от условности, несемиотическое поведение далеко не всегда оказывается явным самораскрытием человека. Так, толстовский Пьер Безухов ошибается, полагая, что "выражение холодного достоинства" на лице Наташи Ростовой после разрыва с Волконским согласуется с ее настроенностью: "- он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения и что она не виновата была в том, что лицо ее невольно выражало спокойное достоинство и строгость" (Т. 2. Ч. 1. Гл. X).

Впрямую формы поведения запечатлеваются актерским искусством (наиболее многопланово в драматическом театре); в живописи и скульптуре -лишь статически и сугубо избирательно. Литература осваивает поведение человека весьма широко, но изображает его опосредованно - через "цепочку" словесных обозначений, а интонации посредством выразительно значимых синтаксических конструкций. Формы поведения воссоздаются, осмысливаются и оцениваются писателями активно, составляя не менее важную грань мира литературного произведения, чем собственно портреты. Эти две стороны художественной явленности персонажа как внешнего человека неуклонно взаимодействуют1.

При этом характеристики портретные и "поведенческие" находят в произведениях различное воплощение. Первые, как правило, однократны и исчерпывающи: при появлении персонажа на страницах произведения автор описывает его наружность, чтобы к ней уже не возвращаться. Поведенческие же характеристики обычно рассредоточены в тексте, многократны и вариативны. Они обнаруживают внутренние и внешние перемены в жизни человека. Вспомним толстовского князя Андрея. Во время первого разговора с Пьером о предстоящем отъезде на войну лицо молодого Волконского дрожит нервическим оживлением каждого мускула. При встрече с князем Андреем через несколько лет Пьера поражает его "потухший взгляд". (186) Совсем иначе выглядит Волконский в пору увлечения Наташей Ростовой. А во время разговора с Пьером накануне Бородинской битвы на его лице - неприятное и злобное выражение. Вспомним встречу князя Андрея, тяжело раненного, с Наташей, "когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами"; позже - светящиеся "ей навстречу" глаза; и, наконец, "холодный, строгий взгляд" перед смертью.

Формы поведения нередко "выдвигаются" на авансцену произведения, а порой предстают как источник серьезных конфликтов. Так, в шекспировском "Короле Лире" молчаливость Корделии, "отсутствие умильности во, взоре и льстивости в устах" на фоне красноречивых декламаций Гонерильи и Реганы о безграничной любви к отцу приводят в ярость старого Лира, что и послужило завязкой трагедии. В комедии Ж.Б. Мольера "Тартюф, или Обманщик" герой, принимающий "благочестивый вид" и разводящий "цветистые рацеи", грубо обманывает доверчивых Оргона и его мать; в основе сюжета мольеровской комедии "Мещанин во дворянстве" -претензия невежественного Журдена во что бы то ни стало овладеть искусством светского обхождения.

Литература неизменно запечатлевает культурно-историческую специфику форм поведения. На ранних этапах словесности, а также в литературах средневековья воссоздавалось преимущественно предначертанное обычаем ритуальное поведение. Оно, как отмечает Д.С. Лихачев, говоря о древнерусской литературе, отвечало определенному этикету: в текстах преломлялись представления о том, "как должно было вести себя действующее лицо сообразно своему положению" - в соответствии с традиционной нормой. Обратившись к "Чтению о житии и о погублении ...> Бориса и Глеба", ученый показывает что герои ведут себя как "издавна наученные" и "благовоспитанные"2.