Теория механизмов и души

   А ещё через полчаса стало совсем интересно: к нам присоединился Верда с Тродой в сопровождении весьма колоритного незнакомого типа. На вид этому новенькому было около сорока пяти-пятидесяти оборотов, отличался он высоким даже по свелским меркам ростом, обильным телосложением, широким открытым лицом и волнистыми тёмными волосами до плеч. Крупные губы, массивный нос, мясистые лопоухие уши, большие глаза слегка навыкате, отгороженные от мира сильными плюсовыми очками, дополнительно их увеличивающими, -- в этом типе не было вообще ничего маленького или хотя бы умеренного. По-моему, это самый крупный человек, какого мне доводилось когда-то видеть. А плавные вальяжные движения только усугубляли его сходство с ващуром, первым пришедшим в голову при виде такого гостя.

   Голос у мужчины оказался под стать наружности -- сочный густой бас, от которого, кажется, вибрировали стены.

   -- А я тебе ещё раз повторяю, Алес, вся беда от превращения искусства в конвейер! -- на повышенных тонах сообщил он.

   -- Однако, заметь, ни один человек из так нелюбимого тобой конвейера не пострадал, -- насмешливо возразил Трода. -- Моих людей похищать не рискнули.

   -- Потому что бездари, кому они нужны! -- громыхнул великан.

   -- Да куда уж нам всем до тебя, -- с непередаваемым ехидством протянул хозяин дома и обратился уже к нам: -- Знакомьтесь, мастер Райда Урум, лучший из ныне живущих специалистов по искрам. Рекомендую. Характер тяжёлый, но великим мира сего простительны подобные мелочи. Мастер-механик Фириш ту Фрем и Миришир ту Трум, изобретатель.

   -- Да куда уж моему характеру до тебя, -- весело парировал тот, с интересом разглядывая нас двоих. Преимущественно, конечно, Муха, если точнее -- его искусственную руку. -- Забавные какие, -- выдал неожиданный вердикт здоровяк и осторожно опустился в ближайшее кресло. То натужно скрипнуло и просело, но выдержало непривычный вес.

   -- На себя посмотри! -- рассмеялся Трода. -- "Забавные"... В общем, я свой долг выполнил, препоручаю вас заботам друг друга. О своих не беспокойся, они под надёжной охраной и присмотром, как доктора их осмотрят -- тебя позовут. А я попозже ещё загляну.

   -- А что с ними? -- полюбопытствовал Мух.

   -- Приболели от холода и сырости, плюс нервное истощение, -- пояснил Алес. -- Ничего страшного, оклемаются.

   И мы остались вчетвером. Правда, ощущение неловкости возникнуть даже не попыталось: не в присутствии Миришира. Да и мастер Урум оказался далёким от стеснительности и чрезвычайно непосредственным типом.

   Громогласный свел при всей своей необычности и избыточности собственного количества производил очень приятное впечатление. Да, шумный, темпераментный, прямолинейный до откровенной грубости, даже подозреваю скандальный и склочный, он всё равно вызывал симпатию. То ли целостностью натуры, то ли вот этой искренностью, а то ли какими-то другими качествами -- не знаю, но знакомство с ним оказалось чрезвычайно увлекательным и интересным.

   Сначала Райда дотошно расспросил нас о подробностях приключений и спасательной операции, потом громогласно и не стесняясь в выражениях поделился собственными злоключениями. Оказалось, предположение наше оправдалось: его вместе с семьёй действительно похитили и шантажировали здоровьем родных, которых держали отдельно. Да и план с искрами у него был примерно такой, как мы предполагали, за одним исключением: конкретно на "Искру разума" мужчина не нацеливался. Просто искренне надеялся, что кристалл с памятью Первого арра попадёт в руки к профессионалу, который сумеет понять и предпринять какие-нибудь меры.

   Мне только стало любопытно, где похитители нашли труп, который кто-то в здравом уме мог принять за мастера Урума -- не думаю, что такие великаны встречаются часто, -- но вряд ли Райда располагал подобными сведениями.

   От души поругавшись и выпустив пар, мастер неожиданно сообщил, что плен пошёл ему на пользу. Мол, мозги начали работать лучше, подстёгнутые чувством опасности. И рассказал нам интересную теорию, подтверждение которой он нашёл в процессе работы.

   Мастер Урум доказал (на живом примере сидящего здесь же Верды), что разум человека един, и делить его можно не только на три строго определённые части, как считалось раньше, а как угодно. Более того, разум этот остаётся единым даже после подобного разделения, все его части на любом расстоянии сохраняют непонятной природы связь не только между собой, но и с телом до самой смерти последнего. И именно отсюда следовало то самое фундаментальное ограничение -- невозможность записать в чьё-то живое тело части чужой личности. Объединить их в кристалле получалось, но вот перенести с него в чужую голову -- уже нет.