Доменная публичная библиотека под опекой Университета -- это, пожалуй, самое обширное книгохранилище Тёмной стороны. Построили её сравнительно недавно, всего несколько десятков оборотов назад, и сделали это по последнему слову инженерной мысли с учётом всех возможных катаклизмов. Невысокое массивное здание располагается на окраине города, почти за его чертой, на едва ли не единственном в окрестностях Домны холме. Это строение способно выдержать извержение и землетрясение любой мощности; весь Доменный ляжет руинами, а библиотека останется стоять, как ни в чём не бывало.
В годы учёбы я считалась здесь завсегдатаем, как и другие настроенные на учёбу студенты, после -- посещала гораздо реже, но всё равно порой наведывалась, так что чувствовала себя в этих стенах достаточно уверенно. И небольшой низкий холл с отведённым под верхнюю одежду закутком с вешалками, в котором бдительно дремала пожилая гардеробщица, и низкие чугунные скамейки вдоль стен, и гладкие чёрно-красные крупные клетки пола, -- всё это было мне отлично знакомо и сейчас вызывало чувство лёгкой ностальгии. Хоть я и мечтала о собственном деле и частной практике ещё со школы, но годы учёбы в Университете -- это всё же нечто совершенно особенное. Наверное, особенное именно потому, что никогда уже не повторится.
В дальнем конце холла -- три двери. Две из них, гостеприимно распахнутые, расположены симметрично в противоположной от входа стене; одна из них ведёт в читальные залы, расположенные в надземной части здания, куда по запросу приносят книги и для выдачи на руки, а вторая -- в архив. В последнем я бывала всего один раз, получала какую-то выписку по семейным вопросам. В архиве хранится информация, ценная для историков и краеведов, но никак не для студентов-технарей. Больничные книги, поколения кадастровых списков, результаты переписей населения -- огромная масса статистической информации. Третья дверь -- неприметная, спрятанная в углу, -- на моей памяти не открывалась ни разу, хотя пылью и паутиной не зарастала; видимо, она представляла собой что-то вроде чёрного хода "для своих".
На этом месте я неожиданно замешкалась, растерянно переводя взгляд с одного проёма на другой и обратно. Направляясь в библиотеку, про архив я почему-то не помнила. С чего я вообще взяла, что Чин интересовался книгами? Может, он пытался отыскать своих дальних родственников? Или не своих?
Оценив эту версию, делавшую мой визит практически бесполезным, я слегка загрустила, но быстро взяла себя в руки. Не думаю, что некто, заметивший Чина в библиотеке, видел его именно в архиве: подобная встреча вряд ли может кого-то удивить. Там встретишь сказочного подгорного духа, восстанавливающего родовое древо или собирающего справки в жилищное управление, -- и то не удивишься!
Так что я решила не усложнять себе жизнь раньше времени и шагнула в левый проём, над которым друг под другом висели две аккуратные латунные таблички с надписями "Абонемент" и "Читальный зал". Здесь тоже всё оказалось знакомо и неизменно: и ажурная чугунная лестница до того тонкой изящной работы, что кажется почти невесомой, и три длинных ряда одноместных столов с одинаковыми синими настольными лампами, и вытянувшиеся вдоль стен закрытые стеллажи, и картотека справа от входа, и два стола библиотечных работников. И даже эти самые работники оказались хорошо знакомыми.
Удача, кажется, на моей стороне.
-- Добрый день, -- вполголоса поздоровалась я, с улыбкой разглядывая погружённую в чтение женщину среднего возраста, сидящую за ближайшим столом.
С Малуной ту Ринс меня связывали достаточно тёплые отношения. Нельзя сказать, что мы подруги или закадычные приятельницы, но при встрече всегда общаемся с удовольствием. А что особенно полезно в сложившейся ситуации, ту Ринс очень мне благодарна и считает себя моей должницей: несколько оборотов назад я неплохо помогла ей почти по специальности.
От родителей Малуне среди прочего остались сломанные настенные часы, на вид не представляющие никакой ценности. Решив починить их, женщина отдала часы специалисту. Вердикт прозвучал неутешительный: дешевле купить новые, чем починить. А если госпожа отдаст их на запчасти, часовщик вовсе подберёт ей новые чудесные часики за почти символическую сумму. Если бы не память о родителях, женщина без задней мысли согласилась бы на заманчивое предложение. Но расставаться с одной из немногих памятных вещей не хотелось, и ту Ринс пребывала в печальных раздумьях.