Читаем Теория Справедливости полностью

мы поймем, что одна из представленных альтернатив должна быть предпочтена другим. В результате мы

хотели бы иметь превосходство какого-то конкретного взгляда (из тех, что в настоящее время известны),

возможно, и неожиданного, на этот новый возникший консенсус.

Опять-таки, множество условий, встроенных в понятие исходного положения, тоже имеет свое объяснение.

Можно сказать, что эти требования разумны, увязав их с целью моральных принципов и их ролью в

установлении уз в обществе. Основания, скажем, для упорядочения и конечности, представляются достаточно

ясными. И мы можем теперь объяснить публичность как гарантию того, что процесс обоснования может быть

завершен (если можно так выразиться, в пределе) без неблагоприятных последствий. Ведь публичность

допускает, что все могут обосновать свое поведение перед кем угодно (когда поведение можно оправдать) без

вреда себе или других помех. Если мы всерьез принимаем идею социального объединения и общества как

социального объединения таких объединений, то, конечно же, публичность является естественным условием.

Она помогает уста-

502

***

новить, что вполне упорядоченное общество является одной деятельностью в том смысле, что его члены

следуют друг другу и знают друг друга, что они следуют одной регулятивной концепции; и каждый разделяет

выгоды предприятий всеми способами, с которыми согласен каждый. Общество едино во взаимном признании

его первых принципов. И действительно, это должно быть так, если имеет место совместное действие

концепции справедливости и аристотелевского принципа (и его сопровождающих эффектов).

Конечно, функция моральных принципов не определена однозначно и допускает разные интерпретации. Мы

могли бы попытаться выбрать одну из них, руководствуясь тем, какая из них использует самое слабое

множество условий для характеристики исходного положения. Трудность с этим предложением состоит в том,

что хотя более слабые условия действительно предпочтительны, при прочих равных условиях, слабейшего

множества не существует; минимума здесь не существует, если, конечно, не допустить полного отсутствия

условий, а это не представляет интереса. Следовательно, мы должны поискать некоторый ограниченный

минимум, множество слабых условий, которое все-таки позволяет нам построить осуществимую теорию

справедливости. Некоторые части справедливости как честности следует воспринимать именно этим образом. Я

несколько раз обращал внимание на минимальную природу условий на принципы, взятых по отдельности.

Например, допущение взаимно незаинтересованной мотивации не является очень уж строгим условием. Оно не

только позволяет нам основать теорию на разумно точном понятии рационального выбора, но и мало что

требует от сторон: таким способом выбранные принципы могут урегулировать более глубокие и широкие

конфликты, что, безусловно, желательно (§ 40). Оно обладает еще одним преимуществом в том плане, что

отделяет более очевидные моральные элементы исходного положения в форме общих условий и занавеса

неведения и т. п., так что мы можем более ясно видеть, каким образом справедливость требует от нас выхода за

пределы лишь наших собственных интересов.

Обсуждение свободы совести ясно иллюстрирует допущение о взаимной незаинтересованности. Здесь

противоположность сторон велика, однако можно все-таки показать, что если согласие возможно, то оно

возможно благодаря принципу равной свободы. Как уже было замечено, эта идея может быть распространена и

на конфликты между моральными доктринами (§ 33). Если стороны допускают, что в обществе утверждается

некоторая моральная концепция (содержание которой неизвестно им), они все-таки могут согласиться с первым

принципом. Этот принцип, следовательно, предстает как занимающий особое место среди моральных взглядов;

он определяет в пределе соглашение, раз мы постулировали совместимость достаточно широких разногласий с

определенными минимальными условиями для практической концепции справедливости.

293

Я хотел бы теперь отметить несколько возражений, которые не относятся к методу обоснования и касаются

определенных сторон самой теории справедливости. Одно из них — это критика договорного

503

***

подхода как узко индивидуалистической доктрины. На это затруднение ответ дают предшествующие

замечания. Как только понята идея допущения взаимной незаинтересованности, возражение кажется

неуместным. В рамках справедливости как честности мы можем переформулировать и установить кантианские

мотивы, используя удобную для этой цели общую концепцию рационального выбора. Например,. выражение

нашей природы как свободных и равных рациональных существ является интерпретацией автономии и

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
50 знаменитых царственных династий
50 знаменитых царственных династий

«Монархия — это тихий океан, а демократия — бурное море…» Так представлял монархическую форму правления французский писатель XVIII века Жозеф Саньяль-Дюбе.Так ли это? Всегда ли монархия может служить для народа гарантией мира, покоя, благополучия и политической стабильности? Ответ на этот вопрос читатель сможет найти на страницах этой книги, которая рассказывает о самых знаменитых в мире династиях, правивших в разные эпохи: от древнейших египетских династий и династий Вавилона, средневековых династий Меровингов, Чингизидов, Сумэраги, Каролингов, Рюриковичей, Плантагенетов до сравнительно молодых — Бонапартов и Бернадотов. Представлены здесь также и ныне правящие династии Великобритании, Испании, Бельгии, Швеции и др.Помимо общей характеристики каждой династии, авторы старались более подробно остановиться на жизни и деятельности наиболее выдающихся ее представителей.

Валентина Марковна Скляренко , Мария Александровна Панкова , Наталья Игоревна Вологжина , Яна Александровна Батий

Биографии и Мемуары / История / Политика / Образование и наука / Документальное
Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?
Путин навсегда. Кому это надо и к чему приведет?

Журналист-международник Владимир Большаков хорошо известен ставшими популярными в широкой читательской среде книгами "Бунт в тупике", "Бизнес на правах человека", "Над пропастью во лжи", "Анти-выборы-2012", "Зачем России Марин Лe Пен" и др.В своей новой книге он рассматривает едва ли не самую актуальную для сегодняшней России тему: кому выгодно, чтобы В. В. Путин стал пожизненным президентом. Сегодняшняя "безальтернативность Путина" — результат тщательных и последовательных российских и зарубежных политтехнологий. Автор анализирует, какие политические и экономические силы стоят за этим, приводит цифры и факты, позволяющие дать четкий ответ на вопрос: что будет с Россией, если требование "Путин навсегда" воплотится в жизнь. Русский народ, утверждает он, готов признать легитимным только то государство, которое на первое место ставит интересы граждан России, а не обогащение высшей бюрократии и кучки олигархов и нуворишей.

Владимир Викторович Большаков

Публицистика / Политика / Образование и наука / Документальное