«Теория заговора». Историко-философский очерк

Таким образом, мы можем зафиксировать ещё одну параллель в бытовании двух текстов. Как в случае с «Велесовой книгой», так и при обращении к «Протоколам сионских мудрецов» — утраченными оказываются источники текста. Так, от «Велесовой книги» сохранился лишь «фотостат» одной из дощечек, присланный С. Лесным в 1960 г. в Советский славянский комитет АН СССР. Исследование «фотостата» оказалось затруднено тем, что сфотографирована была не сама дощечка, а её рисунок. Таким образом, учёные столкнулись с отсутствием даже аутентичной копии материала. В отношении «Протоколов» наблюдается схожая ситуация. Недоступным оказывается первое гектографическое издание, анализ которого, безусловно, прояснил бы происхождение самой рукописи. Причём в обоих случаях находятся объяснения, вполне укладывающиеся в конспирологическую схему. «Версию Степанова, в частности, подтверждает существование гектографированного издания 1895 года, хранившегося ещё в начале 30-х годов в Государственной библиотеке СССР им. В. И. Ленина. В 60-х годах при проверке фондов библиотеки этого экземпляра не оказалось, он таинственно исчез»^{734}. Закономерным представляется, что факт отсутствия первоначального варианта текста для конспирологического сознания служит доказательством его истинности. Даже исследователи, критически настроенные по отношению к «теории заговора», вынуждены признать объективную корреляцию между историей текста и его конспирологической интерпретацией. М. Хагермейстер в следующих словах подводит итог всем попыткам отыскать первоначальный вариант «Протоколов», а следовательно, и определить их автора: «Мы можем быть уверены лишь в том, что это издание существовало, по крайней мере, до процесса в Берне, и что оно не является мистификацией. Но главный вопрос — кем, когда и с какой целью был создан этот текст — остаётся открытым»^{735}.

Наконец, важны полемические приёмы сторонников подлинности документов. Даже самые неблагоприятные, но научно обоснованные мнения экспертов по поводу подлинности «Велесовой книги» или «Протоколов», с их точки зрения, свидетельствуют о противоположном, становясь положительными доказательствами. Так, после получения материалов С. Лесного была проведена тщательная палеографическая экспертиза. Мнение одного из авторитетнейших специалистов в данной области — Л. П. Жуковской было однозначным: «Велесова книга» является не древнейшим письменным памятником, но фальсификацией, хотя и интересно выполненной^{736}. В частности, отмечалось, что начертание письменных знаков отдалённо напоминает систему письма деванагари, используемую в санскритских текстах. Но, несмотря на эту оговорку, вывод о фальсификации, опиравшийся на языковедческий анализ, показавший, что в тексте сочетались славянские языки различных эпох, был удручающе однозначен.

Сторонники «праславянской цивилизации» уже в наши дни трактуют указанные отдельные положения работы Жуковской как доказательства подлинности древнего памятника, делая акцент на невозможности в условиях коммунистической цензуры существования внеидеологической гуманитарной науки. «Но даже и в этих обстоятельствах Л. П. Жуковская дала понять тем, кто разбирается в вопросе, что на самом-то деле она определила подлинность дощечки и даже привела строгое палеографическое доказательство этому»^{737}. Таким образом, рациональные доводы оппонентов не игнорируются, но переосмысливаются в рациональном же ключе.

Схожая ситуация наблюдается и в ходе полемики по поводу подлинности «Протоколов». Следует оговориться, что либерально настроенная часть российского общества отрицала подлинность «Протоколов» с самого момента их публикации. Но отрицание это носило в основном эмоциональный характер, не подкреплённый объективным научным анализом. Ситуация коренным образом изменилась в 20-е годы XX века, когда с эмигрантской волной текст «Протоколов» попадает на Запад. Именно в те годы возникает критическая версия рождения «Протоколов», дошедшая с небольшими изменениями до наших дней. Она основывается на сопоставлении текстов «Протоколов» с «Диалогом в аду между Монтескье и Макиавелли», принадлежащим перу М. Жоли. М. Жоли — второстепенный политический деятель и литератор республиканского толка во Франции 60-70-х годов, издаёт «Диалог» в 1864 г. в Бельгии. Текст «Диалога» представляет собой образец незамысловатой сатиры на «деспотический режим» Наполеона III. На основе выявленной текстологической и семантической близости двух текстов делается вывод о вторичности «Протоколов». Вот как об этом говорит известный западный исследователь Н. Кон: «Более 160 отрывков в «Протоколах» — две пятые всего текста — откровенно взяты из книги Жоли; в девяти главах заимствования достигают более половины текста, в некоторых до трёх четвертей, а в одной (протокол VII) — почти целиком весь текст»^{738}.