Теория журналистики в России

Это рассуждение на первый взгляд кажется неуместным отступлением в сферу педагогики, однако это не так. Вчерашние студенты завтра будут молодыми учеными, которые почти наверняка станут подсознательно тиражировать «порождающие модели», интуитивно строить свои исследования по тем принципам, с которыми они сталкивались в работах старших коллег на университетской скамье. Так что эта проблема важна с точки зрения оценки перспектив формирования адекватных обобщающих теорий истории русской журналистики.

Итак, можно констатировать, что в отношении поиска теоретических основ история русской журналистики к настоящему моменту прошла следующие стадии:

• крушение базовой теоретической концепции, с опорой на которую это научное направление некогда создавалось;

• интенсивное освоение недостающего эмпирического материала на фоне вынужденной «деконцептуализации» основного массива исследований;

• осознание кризиса теоретических представлений, постановка вопроса о формировании адекватных теоретических моделей и обобщающих теорий. Эти вопросы в последние годы наиболее отчетливо ставились в работах Е. В. Ахмадулина, М. М. Ковалевой, А. Ш. Бик-Булатова и др.

Необходимо отметить, что уже сегодня существуют и разрабатываются несколько интересных и перспективных подходов к формированию теоретических основ истории журналистики. Как уже говорилось, одним из первых достижений постсоветского этапа развития истории русской журналистики как науки стало расширение типологической картины, оказавшееся возможным благодаря освоению новых пластов эмпирического материала. Естественным результатом типологических изысканий стала идея о возможности положить именно типологию в основу если не теории, то, по крайней мере, приемлемой периодизации истории журналистики. Хотя мысль о том, что изменение типологических приоритетов журналистики может трактоваться как фактор, лежащий в основе периодизации, не получила своего широкого развития и подверглась критике[112], само ее появление весьма симптоматично.

Сильнейшее влияние государственного аппарата на все процессы в русской журналистике как советского, так и досоветского периода навело группу исследователей на мысль о том, что именно этот факт можно считать решающим в определении теоретических моделей истории журналистики. Данная концепция активно разрабатывалась представителями уральской школы (М. М. Ковалева, Л. М. Макушин и др.).

Е. В. Ахмадуллин предложил для формирования новых теоретических оснований истории русской журналистики обратиться к теории систем[113]. Характеризуя выдвигаемый им подход, автор предлагает при исследовании истории журналистики отталкиваться от двух принципиальных постулатов: во-первых, русская журналистика является сложной многомерной системой, во-вторых, она является подсистемой более крупной системы мировой журналистики и органически связана с процессами ее развития. При этом изучать журналистику как систему, обусловленную историческими факторами, нужно в следующих аспектах: 1) сущность, 2) структура, 3) состав, 4) функции, 5) интегративные факторы, 6) коммуникации, 7) история. Идея получила разностороннее осмысление в работах других ученых[114], она представляется весьма перспективной, однако пока данная концепция отражена только в нескольких статьях, не вышло ни одного обобщающего труда, в котором она была бы конкретизирована и апробирована. Видимо, это дело будущего.

Интересную альтернативу системному анализу предложил А. Ш. Бик-Булатов, обозначивший возможность дискурсного подхода к изучению истории русской журналистики, в рамках которого она представала бы «не как анализ отдельных произведений, а как история развития основных тенденций публицистики, трансформации тем…»[115]. Его концепция апеллирует к многомерности интеллектуального процесса эпохи, в котором на каждом этапе развития формируются некие доминантные темы, отразившиеся не только в произведениях журналистики, но и в искусстве, политической жизни, повседневной «физиономии эпохи». Например, для середины XIX в. характерны дискурс нигилизма, дискурс эмансипации (понимаемой как освобождение вообще, а не только в узких рамках так называемого «женского вопроса») и т. д. Изучение истории журналистики как совокупности таких общественно актуальных тем в их многомерности и постоянном развитии представляется новаторским и перспективным проектом, хотя, как и в предыдущем случае, замысел пока еще ждет своего всесторонне продуманного и полного воплощения.

На следующем этапе истории журналистики предстоит решить ряд проблем институционального характера, о которых говорилось в начале данной главы, а также несколько вспомогательных, хотя и принципиальных вопросов, среди которых хотелось бы выделить два.