Теория журналистики в России

«Рассматривая науку как деятельность, направленную на производство нового знания, важно принять во внимание историческую изменчивость самой научной деятельности… исторически меняются способы формирования нового научного знания и механизмы воздействия социокультурных факторов на этот процесс»[116].

Тяга к современности некогда предопределила приоритетность идентификации журналистики в категориях политической философии, политизированных концепций специалистов, изучающих массовую психологию, массовую культуру и пр. И это обстоятельство до сих пор питает представление о журналистике как составной части уже устоявшихся дисциплин. К тому же научное знание о журналистике еще не обрело своей канонизированной истории, как это присутствует в других сферах науки, где на страницах учебников закреплено, кто и когда создал ту или иную теорию, какими открытиями она была подтверждена / опровергнута позднее, какие непонятные и неизведанные явления лежат в основе исследований современных ученых. О журналистике как науке можно сказать, что в несобранном виде ее научная биография присутствует во многих работах исследователей, но как стройное повествование еще не создана. Попутно следует подчеркнуть: если так и не подведены итоги прошлого, то подобная «несобранность» становится тормозом в поступательном развитии научной дисциплины.

Каждая система не только сложно устроена, не только функционирует во взаимосвязях с другими системами – подобными ей и отличающимися от нее, но также обладает исторической динамикой, которая предопределяет современное состояние системы, дает понимание ее будущности. История здесь понимается не изложенным в последовательности перечнем фактов и событий, а изучением смены социально-политических и духовно-нравственных парадигм существования журналистики, определяемых сутью острой идейно-политической борьбы внутри социума. Поэтому справедливо подчеркивать динамику познания медиа – «истина не столько открывается, сколько создается в процессе социальной коммуникации», выступает результатом научного познания «коллективных субъектов»[117]. Анализ парадигмы бытия журналистики прошлых времен перетекает в настоящее – через научное осмысление ее функционирования в социальном целом.

Теоретическое знание о журналистике видится в двух сопредельных измерениях.

Первое формируется социальными и этическими законами, имеющими наднациональный характер. Эти законы устанавливают функции журналистики (информирования, агитации, пропаганды, организации, публичного взаимодействия индивидов и социальных общностей), предопределяют борьбу за свободу печати, нахождение своего места во взаимодействии общественных сил, понимание социальной ответственности журналиста.

Другое измерение образуется с учетом конфигурации социальной и этнокультурной систем, в которых функционирует национальная журналистика. В такой системе складывается собственная, не похожая на другие, история журналистики, а ее содержание раскрывает особенные взаимосвязи конкретного социума и его медиа. Скажем, применительно к России исторически возникшие взаимосвязи обусловлены особым статусом журналистики как служения обществу.

Эти положения широко декларируются, но крайне редко сопоставляется с факторами этнокультурной идентичности социума. И это странно, тем более что фактор этнокультурной идентичности исторически глубже всех других исканий и борений за то или иное общественное понимание журналистики. Уже обозначенное верховенство идеи журналистского служения людям – то же проявление этнокультурного фактора. Потому что любые философские традиции (а их суть – понимание мира), перенесенные откуда бы то ни было на российскую почву, все равно оказываются под постоянным и неослабевающим влиянием новой для себя среды обитания. В. И. Ленин некогда афористично сказал, что Россия выстрадала марксизм, и то были не только верные и публицистически точные слова, со временем их смысл оказался и глубже, и шире: Россия перерабатывает, перестраивает на свой лад любые вероучения – философские, политические, религиозные. Однако в начале прошлого века еще не было понятно, что «философия не является ни творцом, ни, в принципе, средством распространения мировоззрения эпохи, что она – просто один из каналов культуры»[118]. Отсюда и следствия, в том числе в сфере понимания смысла и назначения публичного слова, следовательно, и теории журналистики.