Теперь и у меня есть босс!

В доме едко пахло коровой и затхлостью. А в коридоре вдоль стен стояли банки с молоком разной степени свежести. Часть, видимо, ещё с утреннего надоя, не успела даже разделиться на две части, другая, уже без слоя жирной сметаны, порядком скисла, самое то делать творог. А ещё там стояли ведра огурцов, зелень, букеты «для засолки», корзины яиц, в одной из которых нагло спал короткошерстный облезлый кот. Завидев меня он лениво зевнул и перевернулся на другой бок. Ох и влетит ему! Хотя, вроде бы, ничего не раздавил.

Похоже, Никитишна где-то приторговывает. Надо разузнать, вдруг в этом кроется разгадка происхождения вурдалака? Джон галантно открыл передо мной и вторую дверь, а фельдшер, по виду точно младше шефа, невысокий, темноволосый и сероглазый, все также семенил следом. Обычный парень, но располагающий, что ли.

В проходной комнате на диване лежала женщина, чуть старше моей бабушки. Не слишком опрятная, как говорится, «с огорода», в засаленном платке, покрытом пятнами халате и теплых носках поверх грязных ног. Похоже, ей действительно стало плохо: насколько я успела узнать таких людей, внимание они старались привлекать при полном параде. Рядом с больной суетился ещё более грязный мужчина лет сорока, вывернувший шею при появлении Ангелины.

Завидев меня, Константина и фельдшера, Никитишна встрепенулась и убрала руку от лица.

— Стёпка, ты что здесь? Сам отказался укол делать!

— Мы с вами, Артемида Никитична, оба знаем, что как только машина доедет до станции, поступит новый вызов, и снова на этот адрес. Давайте я сейчас удвоенную дозу внимания вам выдам, даже физраствор могу вколоть, а вы нас до восьми не вызывайте. Там новая смена заступит, они пусть за тридцать шесть километров и едут.

— Физраствор? — она даже села от возмущения и отпихнула сына. — Да как тебе не стыдно! Изверг! Жалобу напишу. Даже две! Хочешь, что бы я сдохла тут, как собака, одна-одинешенька?

— Скажите пожалуйста, от прошлых уколов значит не сдохли, а тут вдруг все! Нет в МКБ такого диагноза, как «скука», вот и лечим вас по завету Гиппократа: «Не навреди!». Ну могу витамин С вколоть, из личных запасов. Он болезненный, жуть. Зато будет повод сделать компресс. Какое-никакое, а развлечение.

— Ах ты…

Дальше на фельдшера полился такой отборный поток ругательств, что захотелось их записать, на случай если парни с зуботехнического отделения вдруг решат, что в столовую Слава Горина ходит только затем, чтобы быть облапанной в очереди за обедом.

Степан же флегматично сел на табурет, поставил чемодан себе на ноги и смотрел на меня, вздыхая томно и мечтательно.

— Это кто? Вот это кто, я тебя спрашиваю? — Никитишна все же обратила внимание на гостей и теперь тыкала в меня пальцем. — Пришла тут, проститутка, весь пол затоптала, стоит, глазищами хлопает!

Так как Ангелина Шепетько не разговаривает, я не смогла поблагодарить добрую женщину за свой карьерный рост, поэтому вытащила из сумки визитку «Ватсона-Знатсона» и протянула ей.

— А что вам, в самом деле, пол? — продолжил фельдшер. — Завтра придет внучка и вымоет.

— Помру до завтра со всеми вами! — рявкнула Никитишна, затем надела очки и начала читать мелкие буквы на бумаге, шевеля губами.

— Тогда тем более не за чем о полах волноваться. Их вымоют, вас вымоют, зеркала завесят, позовут читалок. Кстати, мы же вчера Раису Ильиничну забрали, камень у нее из почки пошел, некому читать-то будет, так что погодите пока помирать.

— Точно! — заговорил Джон. — Никитишна, ты чего в самом деле, я тебе из областного центра знатного специалиста по вурдалакам привез, он во дворе ждёт, а это помощница его, погоди помирать!

— Смотрю я на это все, — смотрел, по правде, Степан куда-то в район моих лодыжек, что странно, грудина под вырезом в горловине больше привыкла к вниманию, — и думаю, что непременно и неотложно должен проверить свою квартиру на предмет вурдалаков и всякой другой нечисти. Не дело пускать такое на самотёк.

— Стёпка, шел бы ты отсель, — беззлобно буркнула Никитишна, — чувствую, легче мне. И до восьми не поплохеет!

— Вы бы, Артемида Никитична, не носились по жаре, сократили размер огородов, выгнали свою родню работать, продали корову, — ну правда, не по годам уже, — и вообще бы никаких хворей не знали.

— Иди-иди, я смены твои знаю, будешь ко мне по три раза на дню ездить!

— Отчего бы и не ездить, — он все же встал, подошел чуть ближе и окинул меня долгим взглядом, рентгеновским таким, беспощадным, — женщина вы во всех отношениях приятная, хотя и скандальная. Оттого и не верю я в вурдалака. Заведись такой неподалеку, окочурился бы от одного глотка вашей крови. Кстати, врач наш, Самуил Львович, советовал вам в частном порядке анализы сдать, обеспокоен был желтизной кожных покровов, и отеком на животе, выполнили рекомендацию?

В настырного фельдшера полетело полотенце, он же вытащил из кармана визитку и протянул мне.

— Степан Ханецкий, всегда рад приятному обществу и умному разговору, в дурных привычках и рассылке снимков своих гениталий замечен не был.