Теперь я твоя мама

– Весело, – говорит Люсинда. – Лучше, чем ирландское рагу и чертовы домашние задания.

Ее родители никогда не разведутся. Она однажды спросила отца об этом, и он рассказал о злости, которую почувствовал, когда его отец покинул дом. Он не хочет, чтобы она испытала то же самое. Когда ему было восемнадцать, отец попытался вернуться, но к тому времени им уже нечего было сказать друг другу. В следующий раз, когда он увидел отца, тот был в гробу. Слишком поздно.

– Некоторые семьи проводят много времени вместе, но при этом впустую растрачивают его, – часто говорит отец. – Мы проводим время с пользой, и это заставляет нас ценить его.

Мать хлопает дверью в гостиной и бежит наверх. Она закрывает дверь в спальню, и Джой слышит щелчок замка. На этой вилле все равно три спальни. Больно знать, что у ее родителей когда-то был секс, но еще неприятнее понимать, что они закрылись каждый в своем одиноком мирке.

Мать запирает дверь в спальню с прошлого месяца, когда Джой вошла к ней без стука. От одной лишь мысли о крови ей становится противно и страшно. Ее мать собирала с постели простыни, покрытые красными потеками. Матрас тоже был запачкан кровью.

– Немедленно выйди из моей спальни!

У нее был незнакомый голос, высокий и дрожащий, совсем не спокойный, как раньше, а лицо приобрело восково-белый оттенок, словно вся ее кровь вытекла на кровать. В тот вечер прислали новый матрас, а старый, с рыжим пятном в центре, увезли в контейнере. Полгода назад у Джой была первая менструация. Она уже привыкла к тому, что в это время у нее бывают боли и плохое настроение. Это мелочи по сравнению с тем, что она видела в комнате матери. Словно там кого-то зарезали.

Позже, когда мать накрывала на стол и напевала под нос какую-то мелодию, Джой спросила у нее насчет крови.

– Это менопауза, – пояснила она. – Не о чем беспокоиться. Это нормально, когда у женщин иногда сильно идет кровь. Не говори ничего отцу. Слышишь?

– Но если ты больна…

– Что я тебе только что сказала, Джой? Я не больна. Твой отец не любит слушать о женских проблемах. Как все мужчины. Я сейчас совершенно здорова.

Она говорила убедительно и, как обычно, была чем-то постоянно занята. Только когда мать запирала дверь в спальню, Джой вспоминала о крови.

Дождь прекратился, словно кто-то щелкнул рубильником и выпустил в небо солнце. Джой выходит на балкон и наблюдает, как ее отец ныряет в бассейн. Ей бы присоединиться к нему, но она не хочет чувствовать его гнев. Он несколько раз переплывает бассейн из конца в конец, вылезает из него, хватает полотенце и принимается быстро вытирать голову. Так он пытается поднять себе настроение. Теперь он пойдет бегать по пыльным дорогам и к пляжу, а потом вернется, весь покрытый потом. Его кожа будет блестеть на солнце, а кудрявые волосы закрывать лоб. Мать уйдет в дом, будто не в силах терпеть запах мужского пота, а он сделает вид, что не заметил. Его выдаст лишь вена, пульсирующая на лбу.

Если Джой заставят жить в Испании, она убежит. А если ее вернут обратно, она снова убежит. Что может сделать ее мать? Запереть ее в испанской башне, как Рапунцель?

Глава сорок восьмая Карла

Больница Святого Винсента

3 июня 2007 года

Уважаемая Карла!

Я понимаю, что ты, вероятно, не хочешь обо мне слышать тем не менее я чувствую, что обязан написать тебе. Умирающий человек может пренебречь некоторыми условностями, а так как я сейчас стою на пороге забвения, то воспользуюсь этой привилегией. Зная дату своего неизбежного ухода, чувствуешь бремя ответственности… как что-то исправить… с чего начать… Когда тебе в шею дышит костлявая с косой, начинаешь паниковать. Ты, моя дорогая Карла, моя милая, краткая любовь, занимаешь сейчас все мои мысли.

Я не ожидаю, что ты проведаешь меня в больнице, но если ты будешь неподалеку и испытаешь приступ жалости, буду рад тебя видеть.

Твой с глубоким сожалением,

Эдвард Картер.

«Что это с мужчинами в пижамах?» – подумала Карла, направляясь к палате.