Теперь мы квиты

– Скажи: «Я трахалась с Оскаром, Лука», – цедит сквозь зубы. – Скажи: «Лука, не люблю тебя и никогда не любила». И я, бл*ть, исчезну! Навсегда исчезну, если не нужен тебе!

А это запрещенный удар. Такой, что уже не встать.

– Я не трахалась с ним! Никогда! Он не был моим парнем! Эта свадьба – фикция! – выкрикиваю в лицо ему. Лука отстраняется. Смотрит на меня ошарашено. Я вижу облегчение в его глазах и шок…

А меня накрывает истерикой. Я такая жалкая. Стою, дрожу как лист на ветру, а по лицу слезы рекой. Вдруг чувствую себя такой маленькой и беззащитной, такой пустой. У меня больше нет сил бороться или защищаться.

– Я люблю тебя. И всегда хотела быть только с тобой! Но я никогда не была достойной тебя… – голос гортанный, слова то и дело глотают спазмы.

Лука кривится. Делает шаг, обнимает меня. Просто берет и сгребает своими руками, прижимая к груди. А меня разрывает. Я просто не могу это остановить.

– Хватит, Ослик, хватит. – у самого голос надтреснутый. И эта его нежность еще больней делает. Слезы душат, я закашливаюсь и снова захожусь в новом спазме.

– Я с тобой.. с тобой… – качает в руках, так крепко к себе жмет, окутывая собой. И я наконец—то отпускаю себя. Страхи отпускаю и боль. Я позволяю себе выплеснуть все это черное и болючее прямо на него. Рубашку его в кулаках сжимаю и в грудь кричу. Как плохо мне без него было, как страшно. И как сильно он нужен был мне. А он молчит. Держит меня, позволяет быть слабой, забирает боль, все без остатка…

Я слышу, как громко бьется его сердце, и этот быстрый, громкий стук успокаивает меня. Я прислушиваюсь к нему, к дыханию его рваному и истерика стихает. А потом он подхватывает меня на руки и несет в спальню.

– Давай, ложись сюда, Ослик, – осторожно опускает на подушку. Когда Лука отстраняется, я вижу, что все его лицо мокрое, в слезах. А я больше не плачу. Опустошенная и уставшая позволяю ему накрыть себя одеялом, позволяю ему лечь рядом и прижать меня к себе.

Его сильная, теплая ладонь бесконечно гладит меня, убаюкивая. Лука молчит, но мы достаточно выговорились. Я просто закрываю глаза и позволяю себе расслабиться. Впервые за очень долгое время.

Я люблю его. Эта мысль вдруг всплывает в голове. Вот оно – место где я абсолютно счастлива и ничего не боюсь. Его дом, его кровать, его руки. И я знаю, что там, за стенами квартиры нас поджидает опасность, но на эту ночь я хочу забыть о ней. Дать себе отдохнуть.

Вдруг раздается звонок. Рингтон его телефона трезвонит со стороны коридора. Минуту, две… Лука поднимает голову, всматривается в темноту.

– Черт, – звучит его усталое над ухом. – Сейчас, Ослик.. – он поднимается с кровати, накрывает меня одеялом. Но мне все равно становится холодно без него.

Луки нет в комнате всего пару минут. Когда он возвращается, я понимаю, что успела истосковаться.

Он подходит ко мне, наклоняется, целуя в висок.

– Дема приехал, нужно бабки ему передать. Спущусь к нему буквально на пару минут, – его тяжелая ладонь с нежностью гладит мои волосы. Я киваю, так и не открывая глаз. В голове жуткая тяжесть, а еще меня тошнит.

Как только Варламов покидает квартиру, я понимаю

Он выходит. А я понимаю, что не мгу больше так. Эта ужасная боль внутри огромным булыжником давит. Сбросив с себя одеяло, поднимабсь и иду в туалет. Голова кружится, но я спешу сделать это быстрей, пока Варламова нет дома. Не хочу, чтобы видел, не хочу, чтобы знал.

Снова и снова яростно раздирая горло пальцами, я выплескиваю всю боль, все, что так давит. Меня выворачивает, слезы льются из глаз и я снова ненавижу себя. Как и всегда, в такие моменты ненавижу. И когда я нажимаю кнопку бочка, вдруг слышу стук за спиной. Испуганно обернувшись встречаюсь с его злыми глазами.

Варламов в дверях застыл, смотрит в неверии. И как я понимаю, он тут с самого начала стоит.

– И что ты бл*ть, творишь?!

Глава 23. Уродство

Его злостью пропитан каждый кубический сантиметр пространства. А я умываюсь неспешно и, смахнув с лица воду, отбрасываю полотенце в сторону.

С гордостью встречаю его взгляд.

– А на что это похоже? – слова вылетают с ухмылкой.

И я вдруг понимаю, что не хочу больше ничего в секрете держать. Не хочу больше стыдиться себя и прятаться. Путь видит, пусть знает, какой я стала и почему.

Он кривится. Отворачивается на секунду, а, когда возвращает взгляд, я с упоением впитываю каждую его эмоцию. Наконец—то, в его глазах презрение, а не унизительная жалость.

Варламов делает шаг, сокращая дистанцию, чтобы я лучше чувствовала резонирующий от него гнев.

– Зачем, Ия? За-чем?!

Улыбаюсь ему в лицо. Вот так, с гордо поднятым подбородком, ничуть не стесняясь своего «уродства». Более того, сейчас я вдруг понимаю, что оно вовсе не постыдно, даже наоборот. Это то, что вытянуло меня из глубокой, черной ямы. Помогло не сломаться, когда Лука отвернулся. Оно давало возможность выплеснуть боль, и не думать о ней.

– Потому что уже не могу иначе, Варламов. Вот такая я теперь. Не способная жить как нормальные люди.

Он молчит. Только дергающийся мускул на скуле говорит о том, что Лука в бешенстве.