Мы заходим в частный двор. Здесь грязно, по всей территории разбросаны сухие листья и мелкие ветки деревьев. Такое ощущение, что двор уже давно заброшен.
Оскар открывает дверь и заставляет меня пройти следом.
– Сядь, – командует, когда мы заходим в комнату.
Здесь небольшая кровать, стол и телевизор. Я послушно опускаюсь на край матраца. Мои руки дрожат, и я зажимаю их между коленей, чтобы не показывать ему своего страха. В кармане моих джинсов спрятан телефон. И я молю бога, чтобы Оскар его не нашел. Это моя единственная надежда на спасение, на то, что Лука найдет меня.
Оскар забрал мой сотовый, когда я вышла из ванны. Он демонстративно разбил гаджет, швырнув о стену. Оскар не кричал на меня, но только потому что боялся быть кем—то услышанным. Его глаза в этот момент полыхали гневом. Потом, он скомандовал мне одеться. Открыв шкаф, вместе с кофтой я стащила оттуда второй телефон Луки, который Варламов оставил в палате.
– Даже не думай, что он вернется за тобой. Варламов нас не найдет. А если и найдет, то ему хуже, – Оскар скинул с себя куртку и сел напротив. Положил пистолет на стол, оставив рядом с ним свою ладонь. – Я пристрелю его и дело с концом.
Я молчу в ответ. Мне настолько страшно от его слов, что зубы начинают стучать друг о друга. Тогда он поднимается и подходит ко мне. Кладет ладонь мне на голову.
– Пожалуйста, не надо, – жалкий лепет рвется с моих губ. Я задыхаюсь от рвущихся рыданий.
Он прижимает мое лицо к своему животу, удерживает крепко.
– Не бойся, я не трону тебя… – голос дрожит от возбуждения. – Пока ты сама того не попросишь. А ты попросишь, Ия. Потому что единственный мужчина, который будет рядом с тобой, это я. Больше никаких братьев, никаких Варламовых, никого. Только я и ты, – он приседает рядом, берет мое лицо в свои ладони. Оскар расплывается перед глазами, а в легких так мало воздуха. Я хватаю его ртом, но ничего не выходит.
Он хмурится.
– Прости, милая. Я не хотел делать тебе больно, до последнего не хотел. Но он заставил, слышишь? Заставил меня, – он кривится и вдруг начинает рычать, слово злится. Я не пойму, про кого он говорит. Его слова кажутся мне бредом. И от этого еще страшней.
– Кто заставил?
– Он упертый, тварь, – рычит сквозь зубы. – Я же хотел по—хорошему все, я же для тебя старался, маленькая моя… А он уперся, что бы я ни делал! И убить его я не мог, потому что знает только он… все это только он знает…
Оскар тараторит так быстро, его речь словно бред сумасшедшего. Я не знаю, как правильно себя вести, не знаю, что отвечать, дабы не разозлить еще больше. Он замолкает и смотрит так, словно ему нужен ответ.
– Я не пойму, о чем… – по щекам слезы.
Он вдруг выпрямляется.
– Идем, – хватает меня за руку и утягивает вглубь дома.
Мы проходим по темному коридору и комнаты через три он, наконец, останавливается перед закрытой дверью. От вида этой двери у меня мороз по коже. Деревянная, выкрашенная в белый цвет. Вся ее поверхность исполосована железными стяжками, на которых висят огромные амбарные замки. Их тут целых пять.
Я смотрю на то, как неспешно он, открывает замок за замком и с каждым щелчком ключа, мне становится все хуже. Что может прятать этот монстр за потайной дверью? Зачем закрывать ее на столько замков? И если Оскар собирается показать мне свою тайну, значит, он уже не выпустит меня…
Я вздрагиваю, когда падает на пол последний замок и дверь открывается.
– Только знай, что я делал это для нас. Все делал для нас, поняла?
У меня нет сил даже кивнуть в ответ. Страх поработил, сковал каждый миллиметр сознания. И когда он делает шаг в темноту и тянет меня следом, мне кажется, что я умерла.
Оскар шарит по стене и включает свет. Он тусклый, исходящий всего из одной лампочки на стене. Все шторы задернуты и заклеены темной бумагой. Здесь стоит ужасный запах. Запах спертости и гниения. Я делаю шаг, и когда Оскар отступает в сторону, вижу что на кровати, заваленной тряпками, кто—то лежит. То ли мужчина, то ли женщина. Я не могу разобрать, потому что этот человек выглядит очень плохо. У него растрепанные волосы и бледное, ссохшееся лицо. Словно живая мумия. Я было подумала, будто этот человек уже мертв, но пальцы его рук вдруг зашевелились, а из его рта прозвучал глухой стон.