Чмокнув их на ходу, успокоила, что всё в порядке и всунула маме в руку двести долларов.
— Мама, не жалейте себе ничего, кушайте хорошо, зима долгая, не отказывайте себе в витаминах, а весной я вас жду.
Я вас люблю, не обижайтесь на меня, просто ваша дочь уже стала взрослой.
Глава 24
Самолёт взмыл в небо, унося Веру от встретившей её без должного гостеприимства бывшей Родины.
Девушка летела на встречу к такой ещё загадочной, но, с вдохновляющими перспективами Жизни в новой от души приютившей самобытной стране.
В самое ближайшее время её ожидали трудная и интересная учёба в университете, головокружительная студенческая атмосфера с новыми знакомыми, и очень бы хотелось в это верить, возобновление любовных отношений с Галем.
Вере не хотелось ни с кем разговаривать, не вникать в беседы пассажиров, и она достала из сумочки свою поэтическую тетрадь и ушла с головой в недавно открытый для неё мир изящной словесности:
Вера отвлеклась от начатого стихотворения, уйдя в мыслях в прошлое, вспомнив её первые шаги в поэзии и невольно улыбнулась своим воспоминаниям.
Когда ей было приблизительно пятнадцать лет, у неё вдруг прорезалось вдохновение к стихосложению.
Вера бывало даже на уроках вдруг замирала, полностью абстрагируясь от окружающей действительности и погружалась в свой мир, где главенствовали рифмы, ритм и первые поэтические образы и метафоры.
По совету подруг, обнаруживших её талант и первые стихи, записанные в школьных тетрадках прямо посреди примеров, формул, уравнений и задач, она начала посещать школьный литературный кружок и даже посылать свои стишки в молодёжные журналы и республиканские газеты.
В основном её рукописи не возвращали, а обходились ничего не значащими отписками — мол, ознакомились, интересные стихи, но сырые, наша газета в связи с большим наплывом произведений не может уделить вам место для публикации.
Подобные ответы и игнорирование юной поэтессы, привели к тому, что пыл Веры к стихосложению скоро сошёл на нет, но любовь к поэзии закрепилась в её душе, наверное, навсегда.
Она стала читать стихи известных поэтов: Ахматовой, Цветаевой, здравствующей Беллы Ахмадулиной.
Затем, по совету папы, начала буквально штудировать Есенина, Блока, Гумилёва… перешла к более современным: Асадову, Евтушенко, Коржавину…
Уже перед отъездом в Израиль стала покупать в киосках в изобилии появившиеся вначале девяностых книжонки не известных молодых амбициозных поэтов и в них она находила себя в современной поэзии.
После знакомства с Олегом Фрейдманом, в ней вдруг вновь открылась поэтическая душа, найдя благодатную почву, заиграв на струнах пылкой любви, к ней вернулась тяга к стихосложению.
Девушка так увлеклась начатым стихотворением, что отказалась от самолётной еды, взяв у стюардессы только чашечку кофе.
До самого приземления, Вера продолжала читать и перечитывать своё новое творение, что-то в нём подправляя, заменяя слова и иногда даже целые строчки, но окончательным результатом осталась довольна.
Жаль, Галю нельзя прочитать, не поймёт, а интересно, как к этому её увлечению отнесётся Наташа?
Нет, пока показывать ей не будет, пусть эти первые стихи отлежатся и новые появятся, чтобы не стыдно было перед читателем, а Наташка, если рубанёт, то с плеча, а не хочется показаться смешной неумехой, а главное, страшило разочарование, потому что стихи стали для неё приятной отдушиной.
Вера даже не заметила, как прошла израильскую таможню.
Отметив въездную визу, она, как шла с коляской по зелёной дорожке, так и выкатилась в зал ожидания, где к ней на шею, как и обещала, кинулась с радостным криком подруга.
— Верка, какая ты бледненькая, заморили тебя там, в твоей Беларуси, послезавтра уезжаем отдыхать в Тверию, я уже путёвочки нам застолбила.
Не в пример Вере, подруга выглядела великолепно — на загорелом лице горели синим пламенем широко распахнутые глаза, маленькая грудь без бюстгальтера, райскими яблочками с бугорками изюминок-сосков аппетитно топорщилась из-под майки.
На ней были короткие шортики, выгодно подчёркивающие длинные стройные загорелые ноги.