Как только я увидела мигающие огни полицейской машины, припаркованной у моего дома в день праздника, я поняла, что мой план начал исполняться и Алиса исчезла. Брайану уже сообщили новость о пропаже дочери, и вскоре они расскажут мне. Теперь отступать было некуда, и я продолжала размышлять, наблюдая за ними через стекло.
Брайан вытащил меня из автомобиля и повел вверх по садовой дорожке; его удочки лязгали, как лодочные мачты на ветру. На очень короткий момент мое сердце кольнуло сочувствием к нему. Несмотря на всё, что он делал, я усомнилась – заслуживает ли он думать, будто его дочь похитили.
«Алиса пропала». Его слова прозвучали криком в неподвижном воздухе. Я осела на землю, когда ноги обмякли подо мной, словно мои силы забрали вместе с дочерью. Тогда меня на самом деле сразила мысль о том, что в этот самый момент я и правда не имею представления – где Алиса. Я могла бы показать на карте – где она должна быть, но в моем воображении каждая дорога и автомагистраль между нами представлялись растянувшейся бесконечностью, и я испугалась, что, возможно, действительно потеряла ее навсегда.
Неужели я совершила ошибку? Что, если кто-то другой забрал ее на празднике? Как мне знать, не попали ли они в аварию? Я выкрикнула имя Алисы, царапая ногтями бетон, пока меня не затащили внутрь и не заставили выслушать о ее последних известных перемещениях.
Когда Ангела предложила, что было бы неплохо поговорить с Шарлоттой, я знала, что это может стать моим провалом – я захотела бы рассказать ей всё. Как категорично я ни отказывалась, Брайан настаивал на этом, и в конце концов я уступила. Однако, как только моя подруга шагнула в гостиную – я не смогла на нее смотреть. Я хотела заморозить время вокруг себя, чтобы подползти к ней по полу и прошептать на ухо: «Я знаю, где Алиса. В этом нет твоей ошибки. Прости за всё, через что я заставляю тебя пройти, но я делаю это ради нее». Но пока каждое слово Шарлотты сочилось страхом и чувством вины, я поняла, как глупо было убеждать себя, что однажды она поймет – почему я совершила подобное.
До текущего момента я утешалась тем, что это ненадолго, до тех пор, пока моя дочь не появится снова. И Шарлотта сможет вернуться к своей жизни. Обилие подруг поможет ей пережить этот короткий срок, и никто не станет ее винить. Фактически я не только думала, что они не станут обвинять ее, больше того – я не сомневалась, что они начнут ей сочувствовать. «Как ужасно ей сейчас, должно быть», – скажут они. Их сердца раскроются ей навстречу. Ведь это могло бы случиться с кем угодно.
Однако я никак не ожидала, что Шарлотта будет писать в «Фейсбуке» в тот момент, когда заберут мою дочь. И что журналист подхватит это и вывернет так, что она окажется в глазах общественности слишком небрежной и невнимательной, и в конечном счете ответственной за пропажу моей дочери. Хуже того, каждый новостной репортаж об Алисе привлекал внимание незнакомцев, набрасывающихся на Шарлотту в комментариях и выставляющих ее плохой матерью. Все они были сосредоточены на ошибках Шарлотты, и я не могла представить, как она с этим справлялась. И всё же я продолжала успокаивать себя, что, как только Алиса вернется, все всё простят и забудут.
Но в глубине души я понимала – что с ней сотворила. Потому что от вида Шарлотты в гостиной, пытающейся собрать по кусочкам картину произошедшего и понять, как она могла потерять Алису, сердце мое разбивалось на осколки. Теперь ей никогда этого не изжить.
Потом Брайан расхаживал по гостиной, возлагая каждую унцию вины на плечи Шарлотты и умело оставаясь весь в белом, как и всегда. Конечно, на сей раз он мог невозбранно продемонстрировать свои чистые руки, хотя его никогда не останавливало, если это было не так. «Это ты совершил, Брайан, – думала я, наблюдая, как он рыскает по комнате и лупит себя кулаком по ладони другой руки, когда Ангела не смотрит. – Если бы ты не сделал мою жизнь такой невыносимой, я никогда не прибегла бы к такому».
Была какая-то ирония в том, что я никогда не рассказывала Шарлотте о своем муже из-за боязни ее потерять, а теперь понимала, что всё равно потеряла. Когда она пришла к нам домой тем вечером, стало ясно: нас уже слишком многое разделяет, чтобы суметь вернуть ее.
Однажды у меня была еще одна подруга. После Джейн и Кристи и до Шарлотты я работала в Кенте вместе с девушкой по имени Тина – администратором нашей школы.
Иногда мы с Тиной выскальзывали пообедать в местную пекарню. Ей было около тридцати, и она жила одна в перестроенной односпальной квартире с двумя котами, которых, как предполагалось для домовладельца, у нее нет. Она всегда интересовалась жизнью в браке и тем, что это с виду не делает людей такими счастливыми, какими, казалось, они должны бы быть.
«Я счастлива», – сказала я ей за обедом.
Тина фыркнула и небрежно провела салфеткой по носу, заставив меня задуматься – как она не зацепляет крошечный гвоздик пирсинга, сверкавший при движении. Она откусила большой кусок от бутерброда с креветками.
«Нет, это не так», – возразила она, капнув соусом на тарелку.