Теперь всё можно рассказать. По приказу Коминтерна

Они вообще не понимают человеческой речи и общаются с помощью жестов и нечленораздельных звуков. Так, друг друга они приветствуют с помощью взаимных приседаний. Те же германские племена, которые говорить всё же умеют, используют не более трёх сотен слов. То есть они во всём подобны обезьянам и негритосам!

То есть древние германцы (и современные немцы тоже) – это особого рода высокоразвитые обезьяны! Вот, собственно, всё, что я хотел сказать.

Последние мои слова не расслышал даже я сам. Овации были такие, что стёкла задрожали в оконных рамах.

«Ура-а-а! Слава России! Немчура тупая!» – доносилось отовсюду.

Нина Ивановна сидела ни жива ни мертва, бледная, как смерть. Она не то, что слова вымолвить не могла – со стула подняться! Сильно, короче, я её ошарашил.

Когда аплодисменты стихли, Сергей Александрович провозгласил: «Итак, мы сейчас выслушали очень интересный доклад про древних германцев. Марат открыл нам глаза на многие шокирующие, совершенно никому доселе не известные факты. А теперь перейдём к теме урока…».

Словом, дальше ничего интересного уже не было. Урок истории прошёл спокойно. Только после звонка, когда все толпой устремились к выходу, учитель остановил меня и быстро, чётко, совершенно по-военному произнёс: «Завтра в мастерской после шестого урока.».

Я без рассуждений уверенно кивнул головой.

Остаток дня прошёл без происшествий.

Наступила пятница.

Все шесть положенных уроков пролетели на одном дыхании.

Когда учебный день закончился, я спустился на первый этаж. Подошёл к тяжёлой металлической двери, постоял возле неё с минуту, а потом взялся за ручку и дёрнул на себя. Дверь поддалась. Я вошёл.

Мастерская была залита солнечным светом.

Господствовавшая всю неделю непогода развеялась.

Висевшие над городом свинцовые тучи опорожнились и стали белыми как хлопок исчезающими с каждой минутой облачками, сквозь которые радостно проникали солнечные лучи. Пятна жёлтого света весело играли на угрюмых тёмно-зелёных токарных станках, на верстаках и досках, падали на стены и пол, заливали всю комнату, обнаруживая порхающую в воздухе пыль. На стёклах ещё висели стремительно испаряющиеся капли последнего дождя. Во дворе стояли, купаясь в последних тёплых лучах осеннего солнца, одетые в свою насыщенного изумрудного цвета омытую от пыли дождём листву деревья. В комнате было так влажно и душно, что я едва мог дышать. Пахло дождём и смолой.

– А, это ты? – раздался из соседней комнаты голос учителя. – Заходи! Я тебя жду.

Я прошёл в соседнюю комнату. Сергей Александрович сидел за столом и читал. Одет он был в старый, но очень чистый короткий пиджак, чёрную рубашку и классические брюки с защипами. Собственно, он всегда был так одет. На ногах его красовались начищенные до блеска туфли из чёрной кожи.

Сколько его помню, одевался он только так.

Я сел напротив него.

– Ну, давай поговорим! – воскликнул историк, отрывая глаза от бумаги и устремляя их прямо на меня. – Расскажи ещё раз всё, что с тобой случилось. На этот раз поподробнее. Всё по порядку расскажи. Не торопись. Времени у нас хватит.

Я ещё раз поведал о моих недавних приключениях. На этот раз говорил я долго, минут двадцать, во всех подробностях, стараясь ничего не упустить.

Мой собеседник слушал внимательно, не перебивал.

Иногда лишь шептал себе под нос: «Так… Так…».

Когда я закончил, то на минуту в комнате воцарилось молчание.

– Значит, вот что!.. – начал после недолгих раздумий Сергей Александрович. – Попал же ты, Марат!.. Ой, как же ты попал!..

Он замолчал, при этом отвернув взгляд от меня и глядя теперь в пространство комнаты.

– Пойми, – снова заговорил он, всё так же глядя в пространство. – Нина Ивановна у нас социальный педагог. Её основная функция – это девиантных ловить. Ей за это деньги, собственно, платят. Вот она и решила улучшить статистику за твой счёт.

– Но почему меня?! – удивлённо воскликнул я. – Мало разве в школе девиантных?! У нас как в туалет ни зайдёшь, вечно там анашой воняет. Почему она травокуров не ловит?!

– Эх, Марат! – снисходительно похлопал меня по плечу историк. – Кто у нас по-твоему наркобарыг в школе крышует?

Нина Ивановна!

Они ей с каждой сделки процент отчисляют. За защиту и поддержку, так сказать. Так что их она трогать не будет.

Слишком уж большие деньги.

Ей от всего этого капает.

Она у нас всю подобную деятельность налогами обложила.

Богатеет за счёт детского здоровья.

Анашу принёс – плати, вино детям продаёшь – плати! За всё ей платить надо!..

А план по девиантным она за счёт таких вот как ты выполняет у нас.

Поэтому тебе теперь в оба глаза смотреть надо будет. Она теперь ой как постарается с тобой расквитаться!

Но ты не бойся главное!..

Держись меня и ничего тебе не будет!

– А правда, что она меня может отправить в психушку или детский дом? – спросил я.

– Правда, – мрачно и коротко ответил учитель. – Она многих так уже в дурку запихнула. Не понравился ей ученик – она и церемониться не станет. Кого в психушку, а кого и в детский дом. Детский дом – это похуже будет.

– Вы про этот детский дом, что с нашей школой через забор граничит? – опять задал я вопрос.