Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Однако же вернёмся к делу.

Сразу за поросшей целебными травами поляной начинается ведущая к реке лестница.

Да, я помню эту старую деревянную лестницу с её прогнившими до полной негодности и проваливающимися под ногами ступеньками и насквозь прожжёнными ржавчиной перилами.

Да, хорошая была лестница…

Она ведь была совсем низенькой, ступеньки её плотно прижимались к земле. Каждая ступенька была выше другой ровно на два сантиметра.

Странная была лестница… Наверное, можно даже сказать, что не было там и вовсе никакой лестницы, а было лишь одно её подобие. Эта лестница никак не способствовала комфортному спуску или подъёму. Спускаться или взбираться по голому склону было так же удобно, как спускаться или взбираться по лестнице. Именно поэтому лестница была там вовсе не нужна. Однако же она была.

И знаете: по сравнению с той чудовищной бетонной громадиной, что выстроили по приказу Собянина на месте нашей старой лестницы, – эта последняя была просто чудом.

Итак, по деревянной лестнице мы спускаемся к набережной. Про то, как выглядела Филевская набережная во времена моего детства, – я вам уже рассказывал до этого.

На пожелтевших от просочившегося сквозь их пористую структуру бетонных валунах мы устраиваем новый привал. Бабушка с дедушкой располагаются на траве и отдыхают. Я изо всех сил набиваю себе брюхо остатками купленной в магазине снеди.

Затем, когда мы все отдохнули, – начинаются купания. Мы раздеваемся до нижнего белья и лезем в прохладные воды Москва-реки.

Как хорошо на мелководье! Течение возле берега не такое быстрое, а глубина воды столь невелика, что вся её толща отлично прогревается на ярком солнце. Мимо моих ног быстро проплывают неуловимые косяки мелких рыбёшек, каждая из которых не превышает габаритами колпачок от шариковой ручки.

Проплывают по середине реки неторопливые, напоминающие старосветских господ баржи. Большая их часть под самую завязку нагружена мелким жёлтым речным песком, необходимым при выполнении строительных работ. В те времена как раз возводились небоскрёбы Москва-Сити. Именно для их строительства и везли тогда песок по нашей реке.

Иногда мимо нас проплывали баржи с арбузами. Таковые в наших краях именовали «астраханцами».

Да, чего уж говорить, – славное было время.

Описывать наше возвращение домой в тот день – я здесь не буду. Ничего принципиально нового вы там не встретите.

Да и вообще: всю эту развёрнутую картину я нарисовал здесь лишь для того, чтобы всем вам стало понятно, как много воспоминаний у меня связано с тем самым магазином возле метро и почему я так ненавижу Собянина за то, что он этот магазин повелел снести.

Эх, какова же всё-таки сила ностальгии!..

Возможно, когда-нибудь я напишу учёный трактат о том, сколь большое влияние это чувство способно оказывать на политическую жизнь общества. Однако же это случится потом (если вообще когда-нибудь случится). А сейчас мы вернёмся к делу…

В годы учёбы в 737-й школе я почти всегда заходил туда по пути из школы домой. Там я покупал шоколадки и всякие вкусности для себя и для своих сексуальных партнёров. Для Ярика, для Рустика, для Светы, для Юльки… Боже, сколько их всего было!

Столько воспоминаний было с этим павильоном связано!

А знаете, что случилось с этим заведением потом? Я вам скажу, что. Потом пришёл проклятый упырь Собянин и снёс этот павильон к чертям собачьим!

Сволочь, урод, гад! Иуда, Брут, Каин!

Мне просто больно видеть, как этот чудовищный Калибан, мерзкий карлик, выкидыш человека методично день за днём уничтожает мой родной город, прекрасную столицу нашей великой Родины!

Вот один хороший пример его деятельности. Рядом с нашим метро, как вы знаете, находится ещё железнодорожная станция. Там в основном пригородные электрички останавливаются. Ну, железнодорожные пути, разумеется, лежат. Зона отчуждения вокруг них предусмотрена. Так вот, раньше, в годы моего детства, возле этих железнодорожный путей, как раз в положенной для них зоне отчуждения, были такие хорошие овраги! Такие овраги были, я вам скажу! Просто закачаешься, какие овраги!

Помню, был у меня один знакомый. Звали его Артёмом Щегловским. Как и многие протоновцы, он был поляком.

В середине нулевых, как раз в годы моего детства, – этот товарищ учился в средних классах нашей школы. Да, школу он закончил в две тысячи восьмом году. Как раз тогда, когда я в школу поступил.

Помню, я видел его старые фотографии школьных лет. Особенно мне запомнилась одна. Это был май две тысячи пятого года. Там он в восьмом классе.