Охватившее меня смущение было тотчас же подмечено весьма наблюдательной Светой.
– Тебе плохо, дорогой? – спросила она, положив руку мне на плечо. – Может, немного перекусим?
– Да, давай, – ответил я, стараясь не смотреть ей в глаза, – надо только принести продукты из коридора.
Она кивнула, и я пошёл в коридор за оставленными там продуктами. Когда я вернулся, то обнаружил, что Света в комнате была уже далеко не одна.
Да, когда я заходил в комнату во второй раз, то увидел, что теперь на том самом светло-сером диване сидят уже две девушки.
Рядом со Светой расположилась Соня Барнаш.
Одета она была в явно маловатые для неё толстые тёмно-синие джинсы, в такую же как у Светы белую футболку с короткими рукавами, тогда как на ногах её красовались точно такие же как у Солнцевой резиновые шлёпанцы. Кстати, ноги Барнаш по своему обыкновению положила на стол. Точнее, на журнальный столик.
– И что это вы тут делаете? – спросил я, ставя пакеты на пол.
– Buvons, chantons et aimons! – произнесла Света со всеми положенными придыханиями, глядя при этом куда-то в пространство, но ни в коем случае не на меня и даже не на Соню.
– Ну, давай, присоединяйся! – сказала Соня, поманив меня пальцем к себе.
Я подошёл ближе, а после сел на диван.
– Ну-у-у, – с важным видом протянула Солнцева, – кто первым начнёт раздеваться?
Я тяжело вздохнул, поднялся с дивана и начал снимать с себя тёмно-синюю школьную жилетку. Когда жилетка была снята, – я бросил эту последнюю на диван и принялся расстёгивать ворот рубашки.
– Ну, теперь уже, думаю, можно! – сказала Соня и принялась расстёгивать джинсы. – Блядь, как они меня достали! Просто терпеть эти штаны не могу. Ходить невозможно в них! Давят так, что никаких сил терпеть не останется!
– Есть надо меньше, Молли, – отстранённо и как-то надменно-холодно произнесла Света, ткнув Соню Барнаш пальцем в живот.
– Ты, Светка, мне не указывай, – ехидно ответила Соня, – сама вон жирная, будто свиноматка.
– Что правда, то правда, – уклончиво и вновь до невозможности отстранённо произнесла Солнцева.
На некоторое время все замолчали. Соня теперь смотрела куда-то в пространство. Света умело делала вид, что глядит в окно, хотя я и заметил, что краем глаза она наблюдает именно за мной и, вероятно, будь её воля, – она бы просто впилась в меня глазами. Я неподвижно стоял посреди комнаты с насупленным лицом и пялился в паркет.
– Ладно, хватит уже лясы точить! – произнесла вдруг Соня, резко вставая с дивана. – Давайте уже раздеваться наконец!
После этих слов она принялась стягивать с себя джинсы.
Стараясь не отставать от милых дам, я принялся судорожно расстёгивать пуговицы своей фиолетовой рубашки.
Ох, знали бы вы, как много означал цвет одежды в «Протоне»! Ведь у каждой категории нашего школьного населения имелись свои собственные отличительные цвета, строго определённые и никогда не нарушаемые.
Когда я только пришёл в «Протон», то всё было достаточно просто.
Так, свободные люди носили должны были одеваться в тёмно-синие брюки и фиолетовые рубашки. На ногах у них должны были красоваться исключительно кеды. Ни в коем случае не кроссовки, не ботинки, не сапоги и уж тем более не туфли!
Господа (то есть Антонина Боженко и ещё несколько подобных же типов) одевались как можно более экстравагантно, не формируя своим одеянием какого-то единого стиля.
Рабы первой категории одевались в чёрные брюки или джинсы, чёрные или белые рубашки. Многие из них носили бордовые или чёрные жилеты на пуговицах. Зимой они одевались в розовые или же светло-серые куртки. Из обуви они предпочитали чёрные или тёмно-коричневые кожаные туфли, тех же цветов ботинки или доходящие до колен кожаные сапоги.
Рабы второй категории одевались в синие джинсы или же тёмно-синие брюки, носили клетчатые рубашки и зелёные куртки.
Рабы третьей категории одевались в те же синие джинсы или тёмно-синие брюки, либо же в модные тогда брюки чинос привычного тёмно-синего цвета. Зимой они носили спортивные куртки синего цвета.
Всякие ханурики одевались либо в синие джинсы, либо и вовсе в треники. Рубашек они не носили, а в школе появлялись почти исключительно в футболках.
Трушники же и вовсе плевать хотели на всякий регламент. Они одевались так, как им было удобно.
Однако же к две тысячи восемнадцатому году положение дел в отношении одежды существенно изменилось.
Господа (а таковых у нас по-прежнему были единицы) одевались теперь в белые или бежевые брюки, белые рубашки, бежевые пиджаки жилеты на пуговицах. Зимой на ногах у них красовались не доходящие до колена сапоги из коричневой кожи, летом же – бежевые туфли. Осенью господа накидывали поверх такого великолепия длинные чёрные плащи на манер тех, что носили американские разведчики пятидесятых годов. Зимой полагалось одеваться в длинные чёрные пальто или же в меховые шубы.