Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.

Она работала целыми днями и почти все ночи. Перед её кабинетом, где она принимала больных, вечно толпился народ: кроме жителей посёлка туда же в очередь приезжали и бабушки из соседних деревень и даже жители Донбасса. Кабинет был крохотный, как и сама больница. Это была очень убогая больница. Там не было ничего, кроме этого кабинета, котельной и коридора. Старая больница, советская, была давнымдавно заброшена и не действовала. Это было огромное жёлто-белое здание с картушем на окраине посёлка. Она почти развалилось. Деревянные перекрытия сгнили и рухнули, и теперь это были лишь три стены с пустыми дырами окон, стоявшие посреди огромного пустыря. Больницу никто так и не смог починить. Деньги на её ремонт выделялись четыре раза, но их все четыре раза без остатка разворовали.

Мама Гели работала без остановок. Бабушки постоянно хотели лечиться. Конец постоянно привозили смертельных больных и покойников. Она омывала их, бальзамировала, а за всё это ей не платили ни шиша. Зарплата была маленькая, а жить на неё было трудно. Собственный они давно продали и жили всей семьёй в крохотной убогой квартирке прямо над магазинчиком. Из-за этого в квартире всегда было много мышей. Они были толстые и белые и жили в муке. На кухне стоял огромный железный ящик с ней. Мукой оттуда никогда не пользовались, ведь там жили мыши. Старый толстый кот мышей не ловил. Ему было лень.

В детстве Геля была весёлой и милой девочкой. Она постоянно играла во дворе, что-то устраивала, говорила разные разности. Она рано выучилась читать и писать и с детства стала писать фантики по любимым мультикам в тетрадку.

А потом случилось страшное. Был ясный солнечный день. Геля каталась на качелях в пустынном дворе. Была страшная жара, и вокруг не было ни души. Бабушки дремали у себя в прохладных и мрачных квартирах. Зелёная листва растущих у дома деревьев надёжно скрывала двор от взглядов жильцов. Железные качели стояли в высокой траве. Именно туда и пробрался насильник.

Геля долго уверяла себя, что это был безымянный военный, дезертир. Но это был не он. Это был её собственный отец, вернувшийся с войны. Он приходил к матери ругаться из-за имущества. А теперь он вышел из квартиры, пошёл в сад и изнасиловал там свою дочь. Бедная Геля несколько часов беспомощно пролежал в траве, пока её нашёл сосед. Отца, конечно, никто не наказал.

После этого что-то переменилось. Геля стала какая-то мрачная, замкнутая. Она почти не с кем не разговаривала, а глаза у неё всегда теперь были точно у напуганной, встревоженной шумом кошки. Геля почти не играла и совсем перестала гулять. Даже мультики она теперь не смотрела. Целыми днями она сидела дома, молча глядя в одну точку на ободранной стене.

Так продолжалось четыре месяца. Потом Геля пошла в школу.

Учиться ей было трудно. Она ни на чём не могла сосредоточиться, всё валилось у неё из рук. Она была неаккуратная, и за это дети дразнили её. Правда, у Гели была железная воля. Она быстро стала лучшей ученицей в классе, хотя ей и было очень тяжело учиться, а одноклассники постоянно её задевали. Им нравилось доставлять боль тихой и замкнутой девочке.

Когда произошла та история с отцом, Геля лишилась сознания. Её нашли несколько часов спустя лежащей на солнцепёке. Она заболела. Мать сразу всё поняла, но соседям потом говорила, что девочка просто потеряла сознание от солнечного удара.

После этого она часто теряла сознание. Она могла отрубиться прямо посреди дня: на уроке или в прихожей. Некоторых это пугало, но со временем все привыкли. А потом начались галлюцинации.

Это случилось одним холодным ноябрьским утром. Природа уже умерла в том году. Над почерневшими нивами плыл холодный липкий туман. Улицы посёлка были пустые и огромные. По ним никто не ходил. Люди сидели дома и пили. На болоте не плакали лягушки. Всё умерло. Дорога из посёлка уходила в Даль. Но не в прекрасную степь, а в голубовато-белёсое нечто. Застрявшие навсегда в степи полугснившие тракторы издалека казалась сказочными недобрыми троллями.

Геля играла на детской площадке, уставленной ржавыми и поломанными горками, опасными для её жизни. Растрескавшиеся деревянные изваяния зайцев и медведей смотрели на неё своими мёртвыми глазницами. Тяжело дышала завалившаяся на бок карусель. Тихо поскрипывали жуткие железные качели. Их скрип смешивался с тихим жалобным завыванием ветра, и Геле казалось, что кто-то плачет там, в тумане. Она стояла на вытоптанной площадке мокрого песка и бросала мяч. На ней была потрёпанная куртка и натянутая почти до глаз шапка. Тут Гелю позвали.

Она обернулась, и увидела там девочку. Она была небольшой. Ей было, наверное, лет семь или восемь. Она была альбинос. У неё были продолговатые глаза алого цвета как у лабораторной крысы. Она вся была очень худая, и лицо у неё было худое. Вместо носа – две дырочки. У неё были гладкие длинные волосы цвета мела и высокий идеально чистый лоб. На ней было коричневое школьное платье, а ног не было вовсе. Она не стояла на земле, а будто бы парила над ней. Платье её ближе к низу растворялось в дымке тумана.