Тёплая птица

            Курильщик и желтый не вытерпели и, отталкивая друг друга, бросились на проносящийся мимо вагон, пытаясь ухватиться за искореженный поручень. Люди из вагона, крича, отпихивали их. Курильщик исчез в шуме колес, а желтый, вцепившись в чью-то руку, поехал, получая удары и тычки.

            А вот старуху-то я недооценил. Как ей удалось ухватиться за поручень шестого вагона?

            Пора: скоро Поезд начнет набирать ход.

             Я увидел свободную подножку и, ставши на мгновение пружиной, прыгнул на нее.

            -Куда, сволочь,- отбойщик, карауливший на крыше, достал меня по голове длинной палкой. Если бы я был в порядке, то удержался бы и сбросил этого гада, но раненая рука скользнула, и я полетел вниз, лишь чудом не угодив под колеса.

            Преодолевая гром  в голове, вскочил.

            О, черт! Последний вагон проследовал мимо. На подножке - всего один игрок с трепещущими на ветру волосами.

            Я побежал.

            Вот вагон, вот подножка, над ней - рукоятка, спасительный металлический штырек, - только бы схватиться за него. Ну! Рука снова подвела меня.

            Я все еще бежал, когда игрок, до этого стоявший на подножке спиной ко мне, обернулся. Это была рыжая самка.

            Она вдруг наклонилась и протянула руку. Я ухватился за нее, плохо соображая, что к чему. Собрав остатки сил, в последнюю секунду впрыгнул на подножку.

            Поезд понесся через ночь.

            -Отпусти.

 Словно очнувшись от сна, я понял, что все еще судорожно сжимаю руку рыжей и, отпустив эту теплую руку, взялся за поручень - холодный и скользкий.

            Почему эта самка спасла меня? Почему протянула руку? Ведь я не просил о помощи. Помощи?!

            Холодная злость начала заполнять душу - надо скинуть ее с Поезда, это Джунгли, я должен так поступить.

            Ну, чего ты смотришь на ее затылок? Схватить за волосы, рывок -  и самка закувыркается в темноте, там, где перестукивают колеса. Сколько раз ты делал подобное!

             Ветер ерошил длинные волосы, рыжие пряди касались моего лица.

            Не могу! Дьявол побери, не могу…

             Я уткнулся головой в деревянную окантовку и прикрыл глаза: будь что будет.

            А на крыше вагона, похоже, что-то назревало.  

            - Ты занял мое место, гнида.

             - Я выдавлю из тебя потроха.

            Забряцало железо, и с крыши свалились два сцепившихся тела. Место освободилось.

            Превозмогая боль, я полез наверх.

             -Куда, падла! Нам тебя не надо.

            Черная, сплющенная с двух сторон рожа выткалась передо мной; неширокий конец длинной палки устремился мне навстречу. Я успел уклониться, и, ухватившись за палку раненой рукой, - от боли в голове взорвалась бомба - дернул.

            Палка осталась у меня.

            Застонав от напряжения, я подтянулся на одной руке и влез на крышу вагона.

            В центре узкой площадки металлическая коротконогая печка выбрасывала в черноту снопы искр; ловя тепло, к ней жались игроки.

            Некоторые жарили крыс, насадив на заточенные прутья.

             -Эй, вы, какого хрена?

 Почему «вы»? Я оглянулся: рыжая стояла за мной, настороженно глядя на  игроков. Прицепился банный лист. Жаль, что я ее не сбросил!

            Парочка наиболее смелых игроков (а, может, тех, кому больше всех надо), поднялась из-за  печки, но я погрозил им палкой:

  -Хотите полетать, суки?

            Они присели и занялись крысами.

            Стараясь не задевать согбенные спины, я пробил путь поближе к печке и, положив перед собой палку, сел на холодное покрытие вагона. Рыжая примостилась рядом, стала смотреть на огонь.

            Я уже понял, что нам… тьфу! мне,- повезло. Игроки здесь собрались хлипкие; удивительно, что им вообще удалось попасть на крышу – наверное, садились в Начале пути. В глазах у большинства – тусклая мольба: «Не тронь меня».

            Однако, кое за кем нужен глаз да глаз - хотя бы вон за тем остролицым, что до белизны в костяшках пальцев сжимает припрятанную на груди заточку, или за этим одноглазым рослым игроком, что так жадно поглощает крысятину, едва не касаясь мордой огня. Была б рука здорова, я занял бы его место у печки.

            - Подай крысу, – приказал я сидящему за моей спиной хиляку, оттесненному от печки к самому краю крыши. Тот, бросив затравленный взгляд, дотянулся костлявой рукой до широкого деревянного ящика и подал мне еду.

- Ловец тоже давай.

            Игрок послушно протянул деревянный заточенный прут. Я насадил на ловец крысу и полез к огню. Сидящие у печки неохотно расступились, и моя крыса зашкворчала, разбрасывая во все стороны капельки жира. Одноглазый, прищурившись, разглядывал меня с деланным равнодушием, время от времени громко отрыгивая, - обожрался, сволочь. Тем не менее, я заметил, как он задержал взгляд на моей руке. Вот ведь, не обмотал вовремя, дурак!

            Крыса, исходя жиром, зарумянилась, и я поспешил на свое место, не желая с искалеченной  рукой драться за место у печи.

             Отличная жратва! Сытная, без химического запаха. Я жадно откусил, и тут с изумлением увидел глаза рыжей, в которых были не голод и зависть, а отвращение. Да кто ты такая?

            -На, попробуй.

Отстранилась с испугом. Пожав плечами, я занялся едой, стараясь не замечать брезгливых гримас этой самки.

             Ночью звезды горят и на небе, и в лесу. Не повезло тем, кто не попал на Поезд.