Теплая птица

— Ты, ублюдок, — зашипел Киркоров, склоняясь надо мной. — Еще одна такая выходка, и я вышибу тебе мозги к е…ной матери.

Единственный глаз этого человека полыхал такой яростью, что сомнений не было, — да, вышибет.

— Поднимайся.

Букашка помогла мне встать на ноги.

— Эх, Андрей, — голос Киркорова снова стал миролюбивым. — На твоем месте я радовался бы: в этих застенках томились цари и генсеки.

Букашка рассмеялась:

— Брешешь, Киркоров.

Ее смех мне понравился. Хороший смех.

— Почему вру? — возмутился одноглазый. — Я слыхал, что здесь сгноили Ленина.

— Ленин помер на даче с золотыми перилами. И не от того, что его сгноили, а потому, что впал в младенчество.

— Он из младенчества и не выходил. Тем более — на даче мог быть двойник Ленина.

— Ты бы это ленинцам сказал….

Я слушал странный диалог, мало что понимая, и думал: не рвануть ли вверх по коридору, пока на меня никто не смотрит.

— Ладно, хватит, — точно прочтя мои мысли, жестко сказал Киркоров. — Ты вечно споришь, Букашка. Иди вперед, освещай дорогу. Андрей — за ней.

Женщина пожала плечами и, бросив перед собой луч фонаря, пошла по коридору. Я двинулся вслед. Тяжелые ботинки Киркорова застучали по каменному полу за моей спиной.

Коридор был узкий, извилистый. Никаких ответвлений, либо дверей, — кишка, оканчивающаяся камерой, какую я только что покинул. Точно нора кролика, только не теплая и сухая, а сырая и мертвая, типичная человеческая нора…

На другой стороне кишки — противоположность камере — светлая зала. Как это по-человечески! Из света — во тьму за какое-то мгновение…

От электрического света я ослеп на мгновение.

Длинный стол из красного дерева, окруженный черными креслами. На дальней стене — герб: золотой двуглавый орел. Посреди стола на листе металла полыхает костер.

— Снегирь, гаси свет. Генератор посадишь, — крикнул кто — то.

Во главе стола, прямо под двуглавым орлом, в кресле с высокой спинкой сидел подросток. Мальчик лет четырнадцати. Я никогда не видел в Джунглях детей и с изумлением уставился на него.

Но тут погасло электричество. Пока мои глаза привыкали к тусклому свету костра, Киркоров сообщил:

— Учитель, мы привели дикого.

— Я же просил не называть меня учителем, Киркоров, — голос мальчика был не по-детски хриплым. — И, тем более, не нужно называть диким нашего гостя. Присаживайся, Андрей.

Он показал рукой на ближайшее ко мне кресло. Я уже не удивлялся: здесь, похоже, все знали мое имя.

— Снимите с меня наручники, — сказал я, глядя в глаза мальчика, в которых отражался огонь костра. Он спокойно выдержал мой взгляд и кивнул Киркорову.

— Сними.

Киркоров заколебался.

Мальчик слегка улыбнулся и повторил приказание. Вздохнув, одноглазый подчинился. Потирая запястья, я примостился у стола.

— Меня зовут Христо, — представился мальчик.

В свете костра у меня появилась возможность его рассмотреть. Теперь Христо не казался мне мальчиком. Складки кожи у рта и носа, мешки под глазами, — все говорило, что передо мной мужчина, неведомой силой вставленный в тело мальчика, но волей-неволей выглядывающий наружу.

— Что это за место? — спросил я.

Христо улыбнулся, на этот раз широко. У него не было ни единого зуба — плоские изжеванные десны.

— Этот подземный бункер называется Кремль — 2. Отсюда власти бывших намеревались управлять страной в случае Дня Гнева. Но … не успели спрятаться. Вышел немец из тумана, вынул ножик из кармана, кто не спрятался, я не виноват.

Христо засмеялся. За моей спиной захохотал Киркоров, которому вторила Букашка.

— Ясно. Но я — то здесь причем? И … где Марина?

— Ты прав, Андрей, — сказал Христо. — Без Марины мы не должны ничего обсуждать с тобой. Букашка, позови всех.

Букашка подошла к темному пролому в стене. Я догадался, что раньше это была шахта лифта, курсирующего от первого Кремля ко второму, подземному. Что скажешь, вымысла бывшим не занимать…

— Все к учителю. Учитель зовет!

Глухое эхо потащило слова сквозь землю наверх.

— Букашка, — поморщился Христо. — Я же просил…

Марина села напротив меня. Улыбнулась. На ней — серый комбинезон, на лоб надвинута белая шапочка, из — под которой торчат пряди рыжих волос. Зеленые глаза светятся теплом. Тихая радость стала расти в моем сердце, но снаружи это никак не проявилось, во всяком случае, я так полагал. Сцепив пальцы, я исподлобья смотрел на Марину.

— Все в сборе, — удовлетворенно сказал Христо. — Познакомься, Андрей. Это Снегирь.

Над столом приподнялся широкоплечий краснолицый детина с окладистой бородой.

— Кисть потерял по пьяной лавочке.

— Спасибо за пояснение, Христо, — пробасил Снегирь и салютовал мне обрубком правой руки.

— Вовочка.

Мне улыбнулся щербатым ртом старичок с подвижными глазами. Морщинистое личико его обрамляли седые, похожие на паутину, волоски, каким-то чудом держащиеся на висках. Макушка Вовочки была блестящая и ровная, как яйцо, окунутое в масло, и в ней отражалось пламя костра.

— С Киркоровым и Букашкой ты уже знаком. Ну и с Мариной, конечно.

— Кто вы такие? — спросил я, обращаясь к Христо.

— В первую очередь, мы просто люди, — ответил тот, задумчиво глядя на огонь. — Во вторую, — мы возрожденцы.

— Возрожденцы?

— Да.