Теплая снежинка

Дмитрий Сергеевич Кондрашов, переутомившись однажды на работе, решил сочетаться законным браком с подходящей девушкой. Ах, извините, женщиной. Верный Санчо Панса (он же Герман) взялся ему помочь: прикинув, какими качествами должна обладать достойная кандидатура, он пошел в народ. Но не дошел, потому что по пути ему встретился вполне подходящий экземпляр в количестве одна штука, который был сразу же взят на заметку и помещен под лупу для дальнейшего изучения.

То есть я.

P.S. Спасибо за доверие.

Все сходится. Непонятное стало доступным. Вот почему Герман при первой встрече задавал личные вопросы, вот почему Кондрашов согласился поговорить со мной, вот почему я была приглашена на ужин (наверняка скрепя сердце – не очень-то она нравится, но жениться надо), вот почему я сейчас здесь. И реакция Ады Григорьевны понятна: сначала я была дизайнером-гостем, вызванным для улучшения дома, а затем я превратилась в особу, претендующую на место хозяйки. Большая разница!

Но почему… Как? Как Кондрашов докатился до жизни такой? Неужели в его окружении нет положительной кандидатуры? Или жена, занимающаяся бизнесом, ему не нужна?

А главное – мне оказали великую честь! И я фигурирую на первой строчке рейтинга!

«Наташа, а как вы обычно проводите свободное время?»

А у меня теперь нет свободного времени, потому что я готовлюсь к свадьбе!

«Наташа, а как вы обычно отмечаете праздники? Скоро Новый год».

Это семейный праздник, и мы, конечно, отметим его вместе. Что вам положить под елочку?

«Где вы живете?»

Здесь! Здесь я живу!

Они сумасшедшие. Оба. Честное слово, сумасшедшие… Разве они не знают, что люди так не женятся? И что невест так не выбирают. Нельзя же ткнуть в человека пальцем, затем месяц его окучивать (а у Кондрашова срок от месяца до двух), а потом отправиться в загс. То есть можно, но это диагноз.

А крыло… Левое крыло дома… Вот это самое… Они хотели его изменить для родственницы… ага, для родственницы, которой пока нет… Они мялись, жались, становились похожими на буро-зеленых балтийских угрей и на изменчивых мадагаскарских хамелеонов, они прикидывали, вычисляли и наконец-то… и наконец-то решили дать мне шанс!

«Пожалуй, я прислушаюсь к твоему совету, тем более что особого выбора, как я понимаю, пока нет».

Только за одну эту фразу, Дмитрий Сергеевич, вас нужно бросить прямо у дверей загса. И я могу это сделать. Хотите проверить? Мы идем рука об руку, неспешно плывет очаровательная музыка, мелькают цветы и нездорово-радостные лица приглашенных, суетятся фотографы – остались считаные минуты до встречи с кольцами, и тут… И тут я останавливаюсь, поворачиваюсь и говорю: «Ой, извини, я забыла выключить утюг», развожу руками, мол, ничего не поделаешь (милый, дорогой, единственный), и быстрым шагом чешу обратно, а каблуки – цок, цок, цок… Супер! И можно не оборачиваться – совершенно лишнее движение, которое уже ничего не добавит к торжеству справедливости. Дмитрий Сергеевич, вам нужна только я! Не тратьте время попусту на других представительниц женского пола! Со мной вам будет хорошо! Не сомневайтесь!

Они сумасшедшие.

Они сумасшедшие.

Они сумасшедшие.

Чокнутые.

Несмотря на явное перевозбуждение от услышанного, я все же решила поспать. Вновь превратившись в учебно-тренировочный «Як-7», я спилотировала на кровать. Но заснуть сразу, конечно, не удалось – смех перекатывался шерстяным клубком в животе и рвался наружу. Мысленно я разговаривала то с Германом, то с Кондрашовым и мысленно же крутила пальцем у виска. А через полчаса я задала себе запоздалый, но весьма актуальный вопрос: а что ты теперь будешь делать, Наташа? Я даже задала его два раза: а что ты теперь будешь делать, Наташа???

Ответа не было.

Он где-то потерялся.

Заблудился в бесконечных комнатах этого дома.

Или спрятался в укромном уголке.

Или он хитро подружился с шерстяным клубком смеха и баловался, щекоча мой живот.