Теплица

— Ну, теперь ты довольна! — прошипел он.

Яттмур не ответила. Свесившись с коробочки, она опустила в воду ладонь и тут же вытащила ее. Некогда теплое течение прибило их к островку. Теперь же долгоног шагал, погрузив длинные ноги в студеный поток, — он спешил к источнику и не собирался сворачивать. Какая-то часть этого холода пробралась в самое сердце Яттмур.

Часть 3

Глава 20

Мимо бежала покрытая ледяной крошкой вода, тащившая на себе айсберги. Долгоног продолжал вышагивать, не уклоняясь с только ему ведомого пути. Однажды его коробочка с семенами наполовину погрузилась в воду и пятеро пассажиров долгонога вымокли до нитки, но даже и тогда он не сбился с шага.

Долгоног шествовал не в одиночку. К нему примкнули собратья с других островков у побережья — и все они шагали в одну сторону. Настало время их очередной миграции, и они спешили к неведомым лугам, ждавшим их семени. Некоторые из них опрокидывались и ломались от столкновения с айсбергами; остальные продолжали идти.

Время от времени у людей на их высоком импровизированном плоту появлялась компания — толстые трубчатые ползучки, каких они уже видели на острове. Серые от холода, их клубни-ладони выдергивали себя из воды, нащупывая местечко потеплее, торопливо перебегая из одного укромного уголка в другой. Одна ползучка вскарабкалась Грену на плечи, и тот с отвращением забросил ее далеко в море.

Люди-толстячки мало обращали внимания на ползавших по ним шестипалых гостей. Грен взял на себя раздачу пищи, едва сообразив, что они не сразу выберутся на берег, как он рассчитывал, — и толстячки погрузились в апатию. Пронимавший до костей холод также не мог расшевелить их. Казалось, солнце вот-вот нырнет в море, а леденящий ветер практически не стихал. Как-то раз с черного неба посыпался град, который едва не содрал кожу с беззащитных людей, сидевших на долгоноге.

Даже имевшим лишь скудные зачатки воображения толстячкам начало казаться, что путешествие их будет длиться вечно и никуда не приведет. Часто накатывавшие на них волны плотной мглы лишь усугубляли это впечатление; когда же туман окончательно рассеивался, горизонт оказывался затянут черной грозной пеленой, и ветер был бессилен прогнать ее прочь. Но настал тот час, когда долгоног наконец свернул с прежнего курса.

Прижавшиеся друг к дружке в самом центре семенных коробочек, Грен и Яттмур очнулись ото сна под дружный щебет трех людей-толстячков.

— Мокрая влажность мокрого мира покидает нас, холодных толстячков, капая с длинных шагающих ног! Мы кричим громкие счастливые крики, ибо мы должны высохнуть или умереть. Что может быть чудеснее теплого сухого паренька-толстячка, ням-ням, и сухой мир уже подошел близко!

Раздраженный этим шумом, Грен приоткрыл глаза, не понимая, отчего настроение толстячков так изменилось.

И верно, ходули долгонога вновь показались из воды. Отвернув от холодного потока, он направлялся к берегу, так и не замедлив своего непреклонного шага. Плотно затянутое лесом побережье было совсем рядом.

— Яттмур! Мы спасены! Мы наконец-то выходим на сушу! — То были первые слова, которые Грен сказал ей за долгие часы ожидания.

Яттмур поднялась на ноги. Люди-толстячки тоже повскакивали. В охватившем их на сей раз едином порыве все пятеро с облегчением обнялись. «Красота» кружила над ними, крича: «Вспомните, что случилось с Лигой Сопротивления Заговору Молчания в сорок пятом! Отстаивайте собственные права! Не слушайте болтовню наших противников, это все грязная ложь, пропаганда. Не попадитесь в ловушку бюрократов Дели и не поддавайтесь на уловки коммунистов. Мы должны немедленно запретить использование обезьяньего труда!»

— Скоро мы будем сухими хорошими ребятками! — распевали толстячки.

— Прибыв на место, мы разведем костер, — мечтательно протянул Грен.

Яттмур радовалась тому, что ее друга оставили черные мысли, но внезапная тревога подтолкнула ее спросить:

— Но как мы спустимся отсюда?

Когда Грен обернулся к ней, в его глазах пылал гнев: как посмела она нарушить охвативший его восторг? Он не сразу ответил, и Яттмур догадалась, что за ответом Грену пришлось обратиться к сморчку.

— Долгоног подыщет себе место для сева, — произнес он наконец. — И, найдя его, опустится на землю. Тогда-то мы и сойдем. Не стоит волноваться; здесь командую я.

Яттмур не могла понять металлических нот, прозвучавших в голосе Грена.

— Но ведь ты вовсе не командуешь, Грен! Эта штука идет куда ей вздумается, и мы бессильны. Вот почему я беспокоюсь.

— Ты беспокоишься оттого, что глупа, — возразил он.

Ей было больно это слышать, но сейчас она утвердилась в решении отыскать уютное теплое место, если только это было возможно в сложившихся обстоятельствах.

— Причин для беспокойства поубавится, когда мы выберемся на берег. Тогда, возможно, ты не будешь со мною так жесток.