— Ну, так значит, ты все еще жива, — сердито молвил ловец-несун. — Будь добра, поднимись на ноги и угомони, наконец, своего ребенка, поскольку мои женщины на это не способны.
Невероятно, но все кругом оставалось почти прежним, как и до обморока, хоть ей и казалось, что блуждание в ночи длилось целую вечность. Сморчок оставался недвижим в поймавшей его чаше, а Грен лежал рядом, лицом вниз. Собрат Йе по-прежнему возлежал на своем камне. Парочка татуированных женщин держала Ларена у своих сухих грудей, безрезультатно пытаясь его утихомирить.
Встав, Яттмур забрала у них младенца, прижав к одному из своих набухших сосков, который он, умолкнув, сразу же принялся потягивать губами. Это мирное ощущение постепенно остановило ее дрожь.
Лишь затем Яттмур подошла к Грену.
Когда она коснулась плеча своего друга и спутника, он обернул к ней лицо.
В глазах Грена стояли слезы слабости. Повсюду на его плечах, в волосах, на лице зияли крошечные бело-розовые точки — там, где стебельки сморчка проникали под кожу в поисках пропитания.
— Его больше нет? — спросил Грен, и голос вновь принадлежал ему самому.
— Взгляни, — ответила Яттмур, придвинув свободной рукой тыкву, чтобы он смог заглянуть в нее.
Долго всматривался Грен в еще живого сморчка, беспомощного и недвижного, лежащего в тыкве, подобно кучке экскрементов. Внутреннее зрение поспешило назад — теперь скорее с удивлением, чем со страхом, — чтобы вновь пережить все, что случилось с Греном после того, как сморчок впервые упал на него в лесу Нейтральной Полосы, все те события, что пронеслись мимо, подобно сну: как путешествовал он по земле и воде, как совершал странные поступки и, самое главное, как овладевал знанием, прежде неведомым его рассудку.
Грен видел, что все, бывшее с ним, происходило под руководством гриба, отныне не более властного и сильного, чем кусок сожженной на углях пищи, лежащей на блюде; совершенно спокойно вспоминал теперь Грен, как поначалу с радостью прислушивался к его советам, как бывал доволен, чувствуя этот новый стимул, ибо он помогал ему преодолевать естественные ограничения. И лишь когда базовые нужды сморчка конфликтовали с его собственными, процесс этот становился злом, буквально выводя его из себя, сводя с ума, — да так, что, действуя по указке сморчка, он едва не пожирал себе подобных.
Все кончено. Паразит побежден. Никогда больше не услышит он гнусавый внутренний голос, бубнящий в его мозгу.
И тогда не радость победы, но одиночество наполнило его. Грен копался в темных коридорах собственной памяти, думая: «Он все же оставил мне нечто полезное: теперь я могу оценить ситуацию, я могу собраться с мыслями, я даже могу вспомнить, чему он научил меня… а он так много знал».
Теперь ему казалось, что, несмотря на все причиненные сморчком беды, тот погрузился в сознание Грена, как в заросший ряской, застоявшийся пруд, а оставил его кипящим жизнью морем, — и уже не с гневом, но с жалостью взирал Грен вниз, в чашу, которую держала перед ним Яттмур.
— Не плачь, Грен, — услышал он ее голос. — Мы спасены, мы все в безопасности, и все будет хорошо.
Он хрипло рассмеялся в ответ.
— Да, со мной все хорошо, — согласился он. Грен собрал свое испещренное оспинами лицо в улыбку и пожал ладони Яттмур. — Со всеми нами все будет хорошо.
И тогда усталость захлестнула его. Грен перекатился на бок и мгновенно уснул.
Когда же он очнулся вновь, Яттмур была занята Лареном: она купала младенца в горном ручье, и тот взвизгивал от удовольствия. Женщины с татуировками также были там; они таскали взад-вперед тыквы с водой, поливая ею ловца-несуна на его камне. Носильщик стоял невдалеке, согбенный, как всегда, в своей услужливой позе. Людей-толстячков не было видно.
Грен осторожно сел. Лицо его опухло, но голова прояснилась; что же почувствовал он перед самым пробуждением? Что так обеспокоило его? Уголком глаза Грен заметил какое-то движение и, обернувшись, увидел, как по довольно далекому склону скатываются большие и мелкие камни. Чуть дальше камни тоже катились вниз.
— Это землетрясение, — гулко произнес Собрат Йе. — Я обсуждал его с твоей подругой Яттмур и уже объявил ей, что причин для беспокойства нет. Конец света наступает точно по расписанию, как я и предвидел.
Грен поднялся на ноги и сказал ему:
— У тебя громкий голос, рыболикий. Кто ты?
— Я спас тебя от ненасытного гриба, человечек, ибо я — Собрат и Прорицатель края Гор Ночной Стороны, и все, населяющие эти горы, прислушиваются, когда я говорю с ними.
Грен все еще обдумывал это заявление, когда Яттмур подошла к нему со словами:
— Ты уснул и очень долго спал, когда сморчок оставил тебя. Мы тоже отдохнули и теперь должны собираться в дорогу.
— В дорогу? И куда же мы уйдем отсюда?