Теплица

План Собрата Йе не понравился Яттмур. Но за его тщеславием, его самодовольством скрывалась неодолимо упрямая сила; сам его вид внушал благоговение; даже и то, как он жевал слова, делало их особенно вескими. Поэтому Яттмур покрепче прижала Ларена к груди и согласилась на все предписания.

— Я не решаюсь пойти в пещеру и остаться там с Греном, — сказала она.

— Тогда прикажи своим существам-толстячкам позвать его, — посоветовал Собрат. — Да поспеши. Я совершаю свои путешествия от имени Рока, и этот могущественный повелитель держит в руках слишком многое, чтобы утруждаться твоими ничтожными заботами.

Раздался громовой раскат, словно некое могучее существо сигналило о своем согласии с его словами. Яттмур с опаской глянула на солнце, все еще украшенное торчащим в сторону огненным пером, и отправилась поговорить с толстячками.

Они лежали все вместе, распростершись в уютной теплой грязи, болтая, стискивая друг дружку в объятиях. Когда Яттмур вошла, один из них бросил в нее горсть песка.

— Раньше ты не приходила в нашу пещеру, или никогда не заходила, или никогда не хотела прийти, и теперь слишком поздно хотеть приходить сюда, жестокая бутербродная дама! И рыбный ловец-несун плохая компания… нам он не нравится. Бедняжки толстячки не хотят, чтобы ты приходила сюда… или они попросят славных вострошерстов схрумкать тебя в пещере.

Яттмур застыла на месте. Гнев, жалость, понимание поочередно сменяли друг друга, и наконец она твердо сказала:

— Если вы и правда так думаете, ваши беды только начинаются. Вы же знаете, что я хочу быть вашим другом.

— Из-за тебя все наши беды! Быстрей уходи!

Яттмур попятилась и, направившись к другой пещере, где лежал Грен, услышала, как толстячки что-то кричат ей вослед. Намерены они извиниться или по-прежнему грозят, было не понять. Сверкнула молния, запутавшая тень Яттмур вокруг ее колен. Дитя заворочалось в руках.

— Лежи тихо, — шепнула Яттмур. — Он тебя не тронет.

Грен лежал навзничь на прежнем своем месте в глубине пещеры. Молния высветила коричневую маску, сквозь прорези которой блестели глаза. Яттмур видела, что взгляд Грена устремлен на нее, но он не шевельнулся и не заговорил.

— Грен!

Он по-прежнему лежал молча, неподвижно.

Дрожа от напряжения, разрываясь меж любовью и отвращением, Яттмур нерешительно прислонилась к стене у входа. Когда молния сверкнула вновь, она провела ладонью перед лицом, словно отгоняя ее прочь.

— Грен, я отдам тебе ребенка, если хочешь.

Теперь он шевельнулся.

— Выйди и возьми его; здесь слишком темно.

Сказав это, Яттмур вышла наружу. Стоило ей до конца ощутить прискорбную сложность ее нынешней жизни, и ее замутило. Изменчивый свет затеял игру над угрюмыми склонами, совсем закружив ей голову. Ловец-несун все еще возлежал на плите; в ее тени стояли опустевшие тыквенные плошки из-под еды и питья и одинокий носильщик — руки к небу, глаза в землю. Яттмур тяжело села, опершись спиной о плиту, качая Ларена на коленях.

Прошло совсем немного времени, и из пещеры вышел Грен. Шагая медленно, словно его колени совсем ослабли, он приблизился к ней.

Яттмур не смогла бы сказать, отчего ее лоб покрылся потом — из-за жары или от напряжения. Смотреть на покрывшую лицо Грена вязкую массу ей было страшно, и потому Яттмур прикрыла глаза, чтобы открыть их, когда он подойдет ближе, когда склонится над ней и ребенком. Издав радостный возглас, Ларен уверенно протянул ручонки к отцу.

— Разумный мальчишка! — произнес Грен чужим голосом. — Ты будешь удивительным малышом, чудо-ребенком, и я никогда тебя не оставлю.

Теперь дрожь, колотившая Яттмур, настолько усилилась, что она уже не могла держать младенца ровно. Но Грен низко склонился над ним, встав на колени подле Яттмур, и та уловила исходящий от него едкий, клейкий аромат. Сквозь трепещущую завесу ресниц она увидела, как гриб на лице Грена задвигался.

Сморчок навис над головой Ларена, готовясь упасть. Яттмур не видела ничего другого — только покрытую ноздреватыми спорами мякоть гриба, часть большого камня и одну из пустых тыкв. Ей казалось, что ее дыхание вырывается наружу короткими вскриками, так что и Ларен начал вторить ей, — а пористая масса продолжала медленно скользить по лицу Грена вниз, неохотно и плавно, точно давно остывшая густая овсянка.

— Давай! — крикнул Собрат Йе голосом, не терпящим возражения.

Одним быстрым движением Яттмур прикрыла ребенка тыквенной чашей. Упавший сморчок был пойман в нее и оказался в придуманной Собратом ловушке. Когда Грен сполз набок, Яттмур увидела, как корчится настоящее его лицо, подобно веревке в узлах боли. Свет наплывал, накатывая и отливая вновь, быстро, словно биение сердца, но Яттмур знала лишь одно — кто-то кричит. Прежде чем упасть самой, она так и не различила в крике свою собственную истошную, высокую ноту.

Две горы сошлись вместе, как челюсти великана, и зыбкая, визжащая фигурка Ларена затерялась где-то между ними. Придя в себя, Яттмур одним рывком села, и устрашающее видение растаяло.