Тепло очага

— Совести у тебя нет! — встрепенулась она. — Если Сопо не сумеет встретить гостя, зачем же ей жить еще на свете?! — Она косо глянула на Тугана, и в голосе ее послышалась насмешка: — Лесоруба-то я вижу, но где его дрова?

— Дрова назад в лес сбежали, арба поломалась, топор потерялся…

Сопо накрыла стол, и Туган долго, с удовольствием ел. Обычно старуха не позволяла засиживаться допоздна, но сегодня не торопила его, сидела рядом, и они негромко и мирно беседовали. Туган — черпак, Сопо — родник воспоминаний. Уж она-то должна была знать того председателя, о котором рассказывал Шахам. Она многое знала, старая, неразговорчивая Сопо.

Туган начал издалека.

— Сопо, окажи правду, — сказал он, — неужели Толас, я и другие ребята… неужели мы такие плохие?

— Если бы на лбу пустого человека вырастали рога, — не медля ответила старуха, — на твоем лбу они появились бы в первую очередь!

Туган обескураженно глянул на Сопо — он не ждал такого резкого ответа.

— Пройдет время — все забудется, — махнул он рукой. — Вспомни, Сопо, Шахам в молодости тоже не был святым…

— Нет, мое солнышко, то поколение не сравнишь с вашим. Они, если и проказничали, то об этом хоть удобно было говорить вслух…

— А дом, который сгорел? Дом с соломенной крышей?

— Дом, дом! — рассердилась старуха. — Пора наконец забыть об этом! Я и сама бы горло перегрызла тому, кто поджег его! В одном исподнем люди остались, все сгорело у них.

— А ты говоришь — проказы, — покачал головой Туган.

— Что я говорю?! Разве я сказала, что это сделал Шахам? Нет, он не поджигал, не верю я в пустую болтовню и никогда не верила!

— Слушай, а кто был тогда председателем сельсовета, ты не помнишь?

— Как не помню? Имя его мне противно произносить… Отец твоего наставника…

— Учитель Сосай? Он и есть сын того председателя?

— Почему ты спрашиваешь об этом? — подозрительно глянула на него Сопо.

— Просто, — улыбнулся Туган. — Представь себе, что я следователь, а ты свидетельница. — Он накрыл своей рукой руку Сопо, лежавшую на столе. — Неужели мы хуже того, чье имя ты брезгуешь произносить? Нет, Сопо, ты увидишь — и я, и Толас, и Цыппу, и Азрым — еще станем людьми…

— Ну, да?! — усмехнулась старуха. — Завтра же забудешь свои слова, забудешь, как только тебе поднесут рог с аракой!

— Во времена Шахама рог был глубже колодца…

— А я и не говорю, что они араки не пробовали, но она их не валила с ног…

— Вспоминается только хорошее. Даже черное становится белым…

— Сопо еще никогда не врала, дорогой, — обиделась старуха. — Я-то понимаю, к чему ты клонишь… Пусть бы кто-нибудь из них показался бы на людях в непристойном виде… И Шахам, и Сидамон, — она умолкла, будто испугавшись имени своего сына, которое так давно не произносила вслух. Глаза ее повлажнели, она зажмурилась на мгновение, и голос ее снова окреп: — Да, и Шахам, и другие — никто из них не позволил бы себе такое. Как можно, чтобы тебя, молодого, здорового кто-то тащил на себе?! Нет, нет, их ты ни с кем не сравнивай…

Единственный сын Сопо, Сидамон, пропал без вести. Куда только не писал Шахам, где только не справлялся о нем! Наконец поиски привели его в небольшую белорусскую деревеньку. Там, в школьном дворе, стоял памятник, и на нем золотыми буквами были написаны имена Сидамона и его товарищей. Трудно измерить время, которое проходит, пока человек стоит, опустив голову, у могилы. Когда Шахам поднял голову, он увидел: возле памятника растут три юных, зеленых деревца… Вернулся Шахам домой, взял Сопо за руку и повез к этим деревцам, и упали горькие материнские слезы на землю, впитавшую кровь сына…

— До этого проклятого пожара, — спокойно продолжала Сопо, — Шахам три дня не заглядывал к нам. Сколько ни искал его Сидамон, так и не нашел… Нет, солнышко мое, эти парни хороших слов заслуживают… Вот сидишь ты передо мной… Бывает, разозлюсь, махну рукой, глаза бы мои тебя не видели, потом вспомню Шахама и сердце успокаивается… Дай бог, чтобы у нашей молодежи всегда перед глазами были такие люди…

4

Этой ночью Туган первый раз в жизни маялся бессонницей.

Он встал, едва только занялась утренняя заря и солнце не показалось еще из-за гор, но первые лучи его уже коснулись снежных вершин, и те загорелись, вспыхнули огромными кострами.

Туган вышел из дому, пошел за село — ему хотелось побыть одному, успокоиться, подумать. Он неторопливо брел в ту же сторону, что и тогда, с Сиука, но сегодня Туган сторонился дорог. Дороги ведут куда-то, зовут, путь же Тугана был неопределен, никто не ждал его.

Шахам, покидая село, знал свою дорогу. Тугану лишь предстояло выбрать ее.

Быстрая речка Астаудон негромко ворчала в своем каменистом русле. Он остановился, долго, отфыркиваясь, умывался прозрачной холодной водой, и ладони его обкалывались о густую щетину. Потом он стоял и смотрел на ивы, растущие по берегам реки. Местами между ивами торчали кусты шиповника, барбариса, молодая поросль ольхи, и вся эта зелень полнилась щебетаньем птичьего хора.