Многих односельчан Тугана заманила эта дальняя дорога. Россия велика и, если смотреть из тесной Осетии, кажется, что где-то можно приспособиться, урвать, ухватить свои кусок. И снаряжаются наспех дикие бригады, едут, мчат, стараясь обогнать друг друга, заключить выгодный договор и работать день и ночь, думая только об одном — деньги, деньги, деньги… Кто знает, с чем возвращались любители дальних странствий — он, Туган, не заглядывал к ним в карманы. Но с чем вернулся он сам, Туган помнит хорошо. В прошлом году и его соблазнили. Ехали долго, с пересадками. Добрались наконец до места, взялись за работу. Но Тугану уже не хотелось денег. Он изнемогал от песчаных бурь, от изнуряющей жары тех мест: даже ночью, когда и двери и окна были распахнуты настежь, он дышал, как рыба, выброшенная на берег…
— Я знаю самую настоящую целину, — голос Сиука слышался будто издали.
— Давай-ка отложим этот разговор, — сказал Туган и добавил заплетающимся языком чуть слышно: — Последний стакан давит на меня, как могильная плита.
Сиука схватил его за рукав:
— Слушай, куда мы плетемся?
— Перемет свой хочу проверить, может форель попалась… Вон, возле шиповника…
— Браконьерствуешь? — усмехнулся Сиука.
Туган резко остановился, высвободил свою руку.
— Может, и ты послушаешь меня?
— Да уж пойму тебя не хуже Толаса…
Тугану хотелось сказать что-то значительное, но он никак не мог собраться с мыслями и, злясь на себя, стал говорить вовсе не то, что следовало бы сейчас, и не так; язык едва ворочался, голос звучал глухо, слова, как булыжники, падали каждое само по себе:
— Ты и сам знаешь эту сказку… Они учились в школе вместе… Но один получил аттестат, а другой — нет… Многие готовились поступать в институт… А тот, о ком я тебе говорю, с аттестатом под мышкой пошел на ферму коров доить…
— Когда закинул перемет? — безразлично спросил Сиука. — Может, зря мы поперлись в эту даль?
— Совсем не зря… За то, что он доил коров, ему дали бумажку, в которой было написано: «Вот настоящий человек, мы верим ему, откройте перед ним дверь института»…
— Без бумажки ты букашка! — хохотнул Сиука.
— Стал этот человек студентом, — гнул свое Туган. — Коровы мычаньем проводили его в светлый путь…
— Может, хватит, а? — поморщился Сиука. — Что-то голова трещит…
Споткнувшись о камень, он тяжело повалился на землю. Туган поднял его, поставил на ноги и потащил за собой. Сиука спотыкался обо все, что попадалось под ноги: о камни, о пни, о кочки…
— Душно, — стонал он. — Хоть бы ветерок подул. Остановись, давай хоть закурим…
Туган еще чувствовал силу в себе, и он не верил Сиука, подозревая, что тот не так пьян, как притворяется, чтобы увильнуть от разговора. А разговор только начинался…
— Наш дояр стал учиться заочно… Нашел себе работу… Решил обосноваться в городе… Начал захаживать в общежитие мединститута… Там жила одна девушка, его односельчанка…
Едва он проговорил это, как Сиука, увлекая его за собой, ухнул в яму, Туган ударился коленом о камень и, вскипев от злости, вскочил, поднял Сиука, тряхнул его изо всех сил:
— Кончай свои фокусы! Стой!
Нет, разговор не получился. Жалея, что он затеял его сегодня, Туган молча тащил обвисшего Сиука и думал о Хани. Его мысли мелькали, одна опережая другую, исчезали и возникали вновь, горячечные, бредовые, безумные…
Из города в село приполз слушок. По дороге он оброс, наверное, и руками, и ногами. Туган долго ничего не знал, но, вот наконец дошло и до него… Сиука, оказывается, стал слишком часто наведываться в общежитие к Хани. Услышав это от Толаса, Туган сломя голову бросился в город, но Сиука там не нашел. Не нашел он и Хани. Весь вечер просидел, он, ожидая ее в общежитии мединститута, и одна из ее соседок рассказала, что Сиука действительно бывает у них…
— Прошу прощения, — Сиука вялой рукой ткнул куда-то в темноту, — зайду-ка я за дерево…
Перемигивались звезды на небе, убаюкивающе журчала река.
Туган постоял, ожидая, потом сел. Ощутил ладонью ласковую землю. Лег, прижавшись к ней щекой. Земля плавно покачивалась, и было так хорошо и покойно в мире…
2
Проснулся он от обилия солнечного света. В комнате было так тихо, что если бы ласточка села на крышу, он бы услышал. Туган с наслаждением потянулся и вдруг замер, только теперь поняв, что проснулся в чужом доме: чужая люстра свисала с потолка, чужой шкаф стоял у стены. На подоконнике — горшки с цветами. На полках — корешки аккуратно составленных книг. Глянув на них, Туган подумал, что давненько уже не читал ничего, с самой школы, пожалуй…
Рядом, у кровати, на спинке стула висели его брюки, почищенные и выглаженные чьей-то заботливой рукой, черным глянцем сверкали его старые башмаки.
«Что это за дом? — раздумывал Туган. — Кто привел его сюда? Кто позаботился о нем?»
Он попытался воскресить в памяти события прошлой ночи. Туган почувствовал боль в ноге, ощупал саднящее, распухшее колено… Да, Туган тащил Сиука, они шли, спотыкаясь, по берегу реки, но что было потом? Что-то ведь было, наверное?.. Нет, память его вчера уснула раньше его самого.