Тепло очага

Серафима почувствовала, как закачалась земля. На голову посыпались комья, в глазах потемнело.

— Господи, помоги… Обрати его в прах. Пусть падет он на землю…

Должна была сверкнуть искра надежды, не мог же этот самолет творить зло безнаказанно.

Госка, стоя на коленях, истово молилась. Где она только брала слова для своей молитвы?

Опять содрогнулась земля. На этот раз бомба упала где-то совсем близко. Может, погас чей-то соседский очаг? Средь бела дня закатилось чье-то солнце…

Серафима думала, что Госка заплачет, запричитает, но мать снова была спокойна и молчалива.

— Они будто целились прямо в дом Маро, — сказала девушка.

— Зачем себя пугаешь? — пожала плечами Госка. — Упала, наверное, где-нибудь в саду или в огороде.

— Осколки ее далеко разлетаются, а Маро, может быть, не успела добежать до окопа…

Мать резко оборвала ее:

— Тебе что, больше не о чем думать?! Те, у кого пища пропиталась пороховой гарью, кому и во сне слышится только свист пуль, разве им лучше?

Снова спасительные мысли прилетели к Серафиме из прошлого, принесли ей покой.

Тогда бы она не поверила, что небо может рваться, как старые лохмотья…

Звезды сияли в бескрайней выси. Кайти и Серафима возвращались из клуба домой. На душе у девушки было тревожно, смутно, как после экзамена, когда, сдав письменную работу, она вспомнила, что не исправила ошибку. «Почему не видно никого из соседей?» — думала Серафима, но ей было приятно, что они идут вдвоем по темной улице, задерживаясь у каждого ухаба.

— Что, никого из своих соседей не видишь? — будто читая ее мысли, усмехнулся Кайти.

Серафима смутилась, словно ее уличили в чем-то стыдном.

— Идем скорее, — промолвила она.

— Если хочешь, можем даже побежать, — сказал Кайти.

Он был не из тех, кого легко уговорить, и не раз подтверждал это.

Не дойдя до дома Серафимы, Кайти остановил девушку. Они стояли возле того самого тутовника у ворот Маро.

Дом Маро смотрел на улицу двумя окнами, словно двумя глазами. Сейчас ставни были плотно закрыты. «Будто веки опустились на глаза», — подумала Серафима. Ей казалось, что они стоят возле спящего.

— Пойдем на берег Ирафа, побудем там ровно столько, сколько требуется на то, чтобы наполнить два ведра водой, — попросил Кайти.

— Нет, нет, — испугалась девушка, — кто-нибудь из наших обязательно выйдет встречать меня.

Тропинка, ведущая к Ирафу, начиналась у ее ног и терялась где-то в темноте.

— Слышишь, как шумит река? Пойдем посмотрим, ты ведь никогда не видела ее ночью…

Слова Кайти оплетали Серафиму, от них кружилась голова, и девушка не заметила, как он взял ее за руку.

— Отпусти меня, — тихо сказала она, глядя в сторону Ирафа.

Там, где тропинка спускалась с отлогого берега к реке, появился человек, ярко освещенный лунным светом. Серафима, как завороженная, смотрела на него, потом разом оборвалось все, и последнее, что она помнила, были руки Кайти, обнявшие ее. Земля кружилась юлой, и в самом центре ее были Кайти и Серафима, как две пылающие головешки, упавшие друг на друга…

— Серафима! — настиг ее резкий окрик. Словно камень бросили в ярко освещенное окно.

Вдребезги разбилось чистое имя девушки.

Когда она, очутившись у себя в комнате, разделась и нырнула под одеяло, Госка вошла к ней, постояла молча, потом сказала:

— Что это за позднее такое кино? Что ты ответишь своему брату?

Стены комнаты остановились, не кружились больше. Но лицо Серафимы горело, горели губы, уже не принадлежавшие ей, горели следы рук Кайти на спине и на шее. Сон и тревога вступили в единоборство. Сможет ли Серафима посмотреть матери в глаза, когда взойдет солнце и настанет новый день? Не завертится ли снова земля юлой, когда девушка будет проходить мимо тутовника Маро? Что скажет Канамат, гостящий у Маро, когда проснется утром и вспомнит ночную встречу? А это был именно он, Канамат, никто, кроме него, не ходит так поздно купаться… Нет, Серафима не дойдет до школы, потому что не только у девочек девятого класса, но и у десятиклассниц не было ничего подобного…

На воспоминания девушки сбросили бомбу.

Когда рыли убежище, ни Дзиппа, ни Маро не знали, что бомба весит столько же, сколько сама земля. Знай они об этом, наверное, и окоп рыли бы поглубже, и потолок настилали попрочнее.

Серафима ждала, верила: в небе должны появиться тупоносые истребители. На коротких крыльях — звезды. Свастике не останется места в вышине, загорится черная свастика и рухнет на землю.

Земля еще не остыла от взрыва последней бомбы, а Госка уже волновалась:

— Пойду-ка я посмотрю на араккаг. И в прошлый раз он пропал у меня во время бомбежки.

3

В эту осень по дворам не развозили зерно, выданное на трудодни. Не виднелись за плетнями острые верхушки стогов, на столбах, подпирающих навесы веранд, не висели ярко-красные стручки перца.

Сколько птицы и скота бывало каждой осенью в хозяйстве Госка! А выйдешь со двора на улицу, и сердце радуется при виде колхозного стада, пасущегося на зеленом берегу Ирафа. Сколько уток и гусей белело в тихих заводях реки!.. Есть и сейчас коровы на колхозной ферме, но теперь и две доярки успевают их подоить, а пасет всего лишь один пастух…